— Ты чего? — Олешка непонимающе смотрел на одежду в своих руках. — С ума сошел, Митька?
— Надевай, если жить хочешь. Стенька, тебя тоже касается, наряжайтесь, кому говорю. А старую одежду вяжите узлом и за борт, и Павлика тряпье не забудьте скинуть.
— Еще не хватало, я не Павлик, непотребье такое примерять на себя не буду, я так-то русский, братец, не немец, — фыркнул близнец.
— Хочешь жить — придется немцем рядиться, — ответил Митька. — Если мы за немцев не сдуркуем, головушки поотрывают на раз-два.
— За что? — изумился Стенька.
— Сам не понимаешь? Вокруг посмотри.
Стенька огляделся, зыркнул на трупы англичан и тут же начал переодеваться, видимо, быстро смекнув, куда все идет. Смекнул и Олешка, впопыхах напяливший на себя наряд немецкий.
— Ты можешь рассказать, что произошло? — спросил старый рыбак. — Откуда купцы взялись в такую рань?
Митька сбивчиво поведал, что стряслось. О приплывших купцах, о том, как Павлик, выряженный в немецкий наряд, на палубе руками размахивал. И конечно, о том, что это не купцы пришли раньше, а рыбачки по пьяни проспали всю минувшую ночь до утра.
— Павлик… — Олешка нахмурился, видимо, припоминая, что второй близнец вырядился вчера в английский наряд. — Дурень, ну дурень, как земля носит.
— Кто бы говорил, — отрезал Митька. — Вот знал, что вино до добра не доведет.
— Чего уже спорить.
Олешка только отмахнулся.
— Слушай, Митька, а может, оно того… — Стенька, прыгая на одной ноге и натягивая портки, указал в сторону тел англичан. — Избавимся от тел, пока не поздно?
Митька всплеснул руками.
— Куда?
— Да в реку хоть!
— Не успеем. Да и зачем, спрашивается? Чтобы они все повсплывали?
— Не повсплывают, мы ядра к ногам…
Митька покачал головой. Не пойдет, корабль не шняка, им четверо управлять не могут — вон англичан сколько. Экипаж — пара десятков человек.
Стенька наконец закончил с портками, когда в каюту вбежал взмыленный Павлик. Он слегка опешил от вида рыбаков в английских нарядах, теперь ничуть не отличавшихся от него самого.
— Приплыли… — пропыхтел он.
— Ты…
— У меня не оставалось другого выхода! — предвосхитил Павлик вопрос Митьки. — Хотел было сказать, чтобы они не лезли, но потом одумался, мол, я по-русски не знаю… А они: нам бы с капитаном повидаться — и лезут…
Впрочем, Павлик так и не успел договорить. В этот момент на пороге каюты появились купцы, забравшиеся на палубу.
— Здорово, немцы! — послышался грубый мужской голос одного из купцов из-за спины.
— Как думаете, братцы, он по-нашему лепечет иль только по-своему?
— Сейчас узнаем, Иван.
Теперь все встало на свои места. Купцы, увидевшие Павлика, ряженного в немецкий наряд, тотчас признали в нем английского мореплавателя. Кто ж еще, по их разумению, будет находиться на английском же корабле? Митька, поначалу выбитый из колеи таким поворотом, усилием воли взял себя в руки. Возможно, это был тот самый выход, который он так долго искал.
Глава 7
Все разговоры смолкли разом. У купцов глаза округлились, брови на лоб полезли — еще бы, вокруг трупы. Не один и не два, сразу несколько десятков англичан… Купцов было пятеро, и все пятеро остановились как вкопанные на пороге, не решаясь его переступить. Повисло напряженное молчание, которое, по разумению Митьки, не сулило рыбакам ничего хорошего. Откуда этому «хорошему» взяться, когда, что называется, с поличным пойманы. На английском корабле, вокруг тела экипажа, разбросанные пустые бутылки из-под вина, рассыпанное по полу серебро…
Молчание затягивалось. Купцы, ошарашенные и сбитые с толку, гладили бороды да тулились бочком к дверям. Лишь бы подальше от мертвецов. Вон трупы странные такие, бесятиной попахивает. Наконец один из купцов перекрестился и первый заговорил севшим от перенапряжения, словно прокуренным голосом:
— Вон оно как приключилось.
И не нашел, что еще сказать.
Насколько можно было судить, он был здесь за старшего. Большой и безобразно рыхлый живот указывал на то, что его обладатель не дружен с физическим трудом, но ест сытно. Густая пышная борода сплошным пучком, гнилые зубы, выдававшие любителя сладкого и мучного.
— Мертвы… — подхватил второй купец.
Этот, видимо, занимавший в купеческой иерархии вторую позицию после пузача, был куда более подтянут. Рыжая борода торчала клочьями, волосы словно прутья метлы — такие же жесткие, негнущиеся.
— И как вы, мои хорошие, живы-здоровы остались? Как не замерзли? — принялся причитать пузач.
На его причитания никто не ответил. Рыбаки, включая Митьку, понятия не имели, что делать дальше. Любое неверное действие теперь стоило им жизни — дороговато, когда жизнь у тебя одна. Вот и помалкивали, косясь на Митьку.
— Да они небось не понимают тебя, по-нашему говорить не могут, — предположил рыжий, уставившись на Павлика. — Морячок вон не понимает.
— Так он, может, не понимает. А капитан? — возразил пузач. — Господа, по-русски изрекать могете? Кто у вас за капитана? — осторожно спросил он.