Купец. Поморский авантюрист (СИ)

— Он еще спрашивает, — буквально выплюнул Мартин, обращаясь к купцам из своей свиты, стоявшим за его спиной. — А может, ты сам расскажешь, что не так?

— Я не понимаю.

— Груз! Кому ты его продал?

Казалось, что Мартин едва сдерживается, чтобы не придушить рыбака.

— Это обычное недоразумение, уверяю, — попытался снизить градус разговора Митька. Но ничего не вышло, ганзеец аж припрыгнул, из последних сил сдерживая гнев, и выпалил:

— Да? На Торговой стороне говорят обратное, что англичанин, то бишь ты, свой товар продал и умывает руки!

У Мартина, как уже успел узнать Митька, были свои источники на Торговой стороне. Взятки в виде монет работали исправно, и ганзеец имел на руках всю последнюю и достоверную информацию. Нетрудно было догадаться, что во всем этом были замешаны московский посыльный Игнат и купцы Ивановского сто…

— Вчера я разговаривал с царским посланником, но не в курсе, что там происходит. Встречи с новгородцами у меня не было.

— Зато я в курсе, что мы договорились о сделке, а ты теперь продаешь МОЙ товар!

Мартин отнюдь не собирался сбавлять обороты и успокаиваться.

— Да подожди ты, давай разберемся, говорю же, я ничего не продавал! — настаивал Митька. — Дай объясниться хоть, может, что придумаем.

— Ну попробуй.

Ганзеец с перекошенным от злобы лицом мало напоминал вчерашнего спокойного и обходительного торговца — еще бы, не выполнялись достигнутые им договоренности.

— Вечером приходил некий Игнат, человек от Государя… — Митька вкратце пересказал ганзейцам вчерашний разговор с московским посыльным. — Разумеется, я согласился с посыльным, а что прикажешь делать? Ихнему Государю отказывать? Мне голова на плечах дорога, — всплеснул Митька руками. — Но бумаг я не подписывал и ни о чем не сговаривался, повторяю. Так что ничто не меняет наши договоренности!

— Ты… дурак, — прошептал побледневший ганзеец. — Мы бы придумали с Ивановским сто, как выпутаться, но с Царем тягаться… — Он медленно качал головой, снова распаляясь и повышая голос. — Что мы придумаем? Особливо после того, как ты ему товар продал…

— Говорю, не продавал, — перебил его Митька, настаивая на своем.

В этот момент один немец из свиты Мартина зашептал тому что-то на ухо, при том пожирая Митьку глазами. Купец внимательно слушал, меняясь в лице.

— Не продавал, говоришь? Скажи-ка, англичанин, а подпись на договоре тоже сама по себе поставилась? — Ганзеец снова побагровел, сжимая кулаки. — Или то подпись тоже не твоя?

— На каком договоре?

Митька даже невольно сделал шаг назад, настолько угрожающе выглядел его собеседник.

— На том, что для отправки груза надобен, он с твоей стороны подписан. Да ты так усердствовал, что договор даже порвал!

Рыбак опешил… почувствовал, как закружилась голова. Все становилось по своим местам. Грамотка, которую показывал ему Акинфий на берегу Волхова, была в единственном экземпляре. Второй бумаги, порванной пером на пиру, Митька не видел и полагал, что новгородцы выбросили ее. Но нет — старосты умело нашли ей применение.

— Не ведаю, — чуть поколебавшись ответил рыбак. — Я с купцами новгородскими сговаривался только о том, чтобы товар мой доставили с кораблей и тут передержали. А уж как Царь даст разрешение, то и торг вести. Но с кем именно — не было уговора. И что они Государю наплели — не ведаю.

— Ах ты пес… — тихо прошипел Мартин удивительно злобным голосом. — Так ты, стало быть, нас отсюда вытеснить хочешь, под удар Государя? Сам на место Ганзы встать решил?

— Да нет же…

Митька предпринял очередную попытку вернуть диалог в конструктивное русло, но его уже никто не слушал. Мартин отвернулся и также горделиво начал удаляться. За ним, одаривая рыбачка жгучими, полными ненависти взглядами, уходили и остальные купцы-ганзейцы, собранные на эти «переговоры» для солидности…

Купцы немецкие ушли, а Митька так и остался стоять посреди улицы. Словно оплеванный и униженный.

В обычаях тех лет устный договор имел силу, и немалую. С ним неразрывно связывалась деловая репутация. А то, что произошло на виду у зевак, было не что иное, как гражданская казнь. Английского купца обвинили в том, что пытался свой товар продать одновременно двум купцам. Иными словами, зарекомендовал себя как мошенник.

Вот и начал он свое дело.

Вот и занялся торгом, вернув родительскую славу.

Ведь волей-неволей этот прецедент расползется по земле окрестной. И если с зеваками еще как-то можно договориться, то Мартин и его союзники станут упорно ославлять его всюду, где смогут достать.

Но такие терзания мучали лишь самого Митьку. Его спутники просто и банально сгорали от стыда, не зная, куда себя деть. Как-то не так они привыкли вести дела. И прекрасно понимали, кем теперь выглядели в глазах людей.

За сим ни «капитан», ни его люди не заметили, как подошел Семён со своими спутниками. Лишь когда тот, запыхавшись, оказался перед взором Митьки, он наконец опомнился. Вздрогнул. И, встретившись со старостой взглядом, спросил:

— Когда отходим?

— Сегодня же, — оскалившись в слишком кровожадной улыбке, ответил Семён.

— Значит, все уже готово?

Митька был на удивление холоден и спокоен.