Взгляд метается между моими полосатыми шарами и черным шаром, застывшим напротив средней лузы. Без вариантов. При всем своем мастерстве, я только что нещадно продула, засмотревшись на его плечи, улыбки и щетину. Увлеклась им и не заметила, как он же обвел меня вокруг пальца.
«Восьмерка» все еще на столе, но он не делает этот последний решающий удар. Его шаров все равно больше нет, только мои. Паника захлестывает, а сердце колотится быстрее, когда Грант обходит стол.
Делаю шаг назад, но ягодицами вжимаюсь в стол. Бежать мне снова некуда.
Грант касается ладонями сукна и нависает сверху. Еще минуту назад я не могла отвести глаз от его лица, а теперь не могу даже взглянуть на него. Стоя в кольце его рук, отворачиваюсь и смотрю на резную ножку стола, щекой прижимаясь к собственному плечу.
Я не могу. Просто не могу поднять лицо.
И позволить ему сделать это.
— Посмотри на меня.
Голос хриплый, низкий. Он зол и тем, что отвергнут, и тем, что я обманула его. Трясу головой, а он вдруг кладет руку мне на затылок и поворачивает мое лицо к себе.
Его синие глаза так близко, что я снова вижу колючие янтарные точки в его радужке. Для меня они как искры, что взмывают над пламенем, а его близость так же опасна, как само пламя для хрупкого мотылька. Я не хочу, не хочу, чтобы он целовал меня.
Это было ошибкой… Я не должна соглашаться на эту ставку.
— Неужели тебе проще отсосать мне, чем согласиться на поцелуй?
Старый добрый мистер Грант вернулся. Больше никаких обманчиво мягких улыбок. Только ненависть и отвращение в каждом слове, и это то, в чем я так нуждаюсь, чтобы противостоять его очарованию. Чертова необычная внешность! Будь проклята эта щетина, которая так близко, что я обмираю вся от догадки, какой она может быть на ощупь…
Грант наклоняется ближе, касаясь моего лба своим. Его горячее дыхание проходится по моей щеке, вызывая в теле волны дрожи. Он держит меня так крепко, что ничего не помешает ему самому поцеловать меня, но проклятый Грант не хочет целовать мертвую Белоснежку. Он хочет, чтобы я хотела этого также сильно, как он. Чтобы сама раскрыла для него губы и ответила на сначала нежный, а потом сносящий крышу поцелуй…
А потом мне ничего не останется, кроме как отдать ему свое сердце и позволить разбить его на тысячи острых осколков, ведь мое глупое сердце ему совершенно ни к чему. Единственное, что нас связывает, это контракт. Все, что у нас есть, это еще пять дней рядом. Так что, не сдерживайтесь, мистер Грант, раз я была такой дурой и позволила себе ошибиться, то напомните мне, как обычно заканчиваются отношения.
Он вдруг отрывает меня от пола, вцепившись пальцами в мою талию, и укладывает на стол, как куклу, надавив на плечи. Другой рукой задирает юбку, но красивое белье, похоже, только подливает масла в огонь.
Кружевным трусикам здесь опять не рады.
Я слышу пугающий треск, когда ткань больно впивается в нежную кожу. Глаза слепят низко висящие лампы. Я пытаюсь хотя бы сесть или вырваться, руками сбивая оставшиеся на сукне шары, но Грант держит крепко и только шире разводить мои бедра, пока платье сбивается где-то на талии.
А потом наклоняется и целует.
Меня прошивает словно током. А потом опять. И опять. Он не собирается быть нежным. Каждый раз, когда он задевает мой клитор зубами, меня буквально подбрасывает в воздух, а бедра дрожат от напряжения.
Поясницу выгибает дугой, и руки Гранта быстро фиксируют мои бедра именно так, чтобы ему было удобно. Мои бедра уже у него на плечах, пока он дарит мне те единственные поцелуи, которые возможны в наших отношениях. Так будет проще и лучше, мистер Грант, со временем вы тоже это поймете и даже порадуйтесь, что мы не стали все усложнять.
Кусаю губы, чтобы не стонать, и царапаю ногтями бархатное сукно, но когда он погружает язык глубоко в мое тело, я больше не могу сдерживаться. Если разум еще как-то умудряется противостоять напору Гранта, то тело под жаркими прикосновениям его рта сдается моментально.
Единственный мужчина, который будит во мне такой голод, который невозможно утолить иначе. Которого мало, даже когда его пальцы, язык и рот принадлежат только мне, как сейчас.
Я вся напряжена и натянута, как струна. Хочется свести ноги, но он не позволяет мне этого сделать. Только сильнее припадает ко мне губами, доводя удовольствие до абсолюта в наивысшей точке, в которой я замираю будто над пропастью.
А после падаю вниз.
Оглушенная собственными криками, ослепленная яркими лампами, с задранным платьем и влажными бедрами, я остаюсь лежать на столе, пока пытаюсь собрать себя воедино, а Грант просто разворачивается и уходит, оставляя меня одну.
Пять ступенек — пять шагов.
И после где-то над моей головой гулко хлопает дверь его спальни.
Глава 22