Купина

В целом старинные росписи сохранились в Лагурке неважно. Сильно закопчены и осыпались. Расписана церковь, как это известно из надписи на западной стене, художником Тевдоре, в 1111 году, а подправлены они были в XVII веке. Общий колорит древней росписи построен на сдержанной красочной гамме красно-коричневого цвета, серого и охры. Переписи позднего времени заметно выделяются как по краскам, так и по исполнению. Более свежие краски мешают сначала восприятию древней живописи, и надо внимательно присмотреться, чтобы понять и оценить силу эмоциональности и монументальности композиции живописи начала XII века. Приглядишься, и сквозь налет записи проступают выразительные лица, встают крупные фигуры в своем первоначальном виде.

Росписи в Лагурке сделаны несколько позже, чем в Ипари. Этим, возможно, и объясняется повторение той же иконографической схемы: деисус в алтаре, те же евангельские сцены в своде и, конечно, всадники. Южная стена отведена изображениям жития патронов церкви святых Квирика и Ивлиты.

Святые Ивлита и Квирик, по библейскому преданию, были мучениками христианства. Опасаясь от преследования царя-идолопоклонника, святая Ивлита бежала со своим маленьким сыном Квириком в город Селевкию, где была схвачена и за отказ поклоняться идолам подвергнута пыткам, а Квирик был убит. Ивлита выдержала пытки и не отреклась от бога. Тогда по приказу царя она была обезглавлена. На южной стене изображены сцены их жития: смерть мальчика Квирика и казнь его матери. В житии этих святых сказано: «Царь рассвирепел, как лютый зверь на святого младенца… взял его за ноги и бросил его. И упал святой младенец лицом на ступеньки трона… и место то окрасилось его кровью. Так завершилось мученичество святого Квирика». Это и изображено в одной из житейских сцен. Царь-идолопоклонник восседает на богатом троне. На голове его золотая (охра) корона с драгоценными камнями. Одет он в длинное богатое одеяние лилового цвета, сплошь расшитое серебристыми звездочками и золотистыми ромбами. Лицо красивое, с правильными чертами и изящно изогнутыми бровями. Величественный жест в сторону брошенного у его ног маленького мученика. Перед царем на ступеньках трона Квирик и склонившаяся над ним мать. Ивлита, склонившись, прижимает к своему лицу ручонку мертвого сына.

Вторая житейская сцена основана на следующем тексте Жития: «И когда увидел безбожник святую эту (то есть Ивлиту) стойко стоявшую (за свою веру) и возносящую благодарность богу, то приказал обезглавить ее». Святая Ивлита стоит на коленях спиной к палачу, который заносит над ней саблю. Глаза у палача горят кровожадным огнем, а у Ивлиты лицо спокойное и покорное.

На всех изображениях Квирика и Ивлиты черты лица у них одинаковы. Они не выглядят красавцами (не то что царь-идолопоклонник) — широкие лица, короткие массивные носы, припухлые губы. Прическа у Квирика с распущенными позади локонами и белкой на лбу. Везде одинаково, хотя в житейской сцене он ребенок, а на западной стене юноша. Любопытно, что на западной стене святой Квирик изображен точно так же, как на одной из чеканных икон XI века, хранящейся здесь же, в Лагурке. Видимо, чеканка произвела сильное впечатление на художника или была принята им за эталон.

В росписях цвет распределяется так, что по сводам и в верхней части стен преобладает фон серого цвета, а ниже идут уже оттенки бутылочно-зеленого. Одежды большинства фигур выделяются на сером фоне красно-коричневыми и зеленоватыми тонами. Дополнительные красочные оттенки главных цветов обобщают и разнообразят красочную гамму и в то же время не лишают ее общей сдержанности. Впечатлению монументальности росписей помогают также большие цветовые пятна и их ритмическое повторение. Симметричное размещение отдельных сцен и фигур в росписях и замкнутость каждой композиции также способствуют общей согласованности. Поэтому, несмотря на плохую сохранность и позднюю запись, стенные росписи Лагурки производят на человека такое сильное впечатление.

Эти росписи, как и вышеописанные работы художника Тевдоре в Верхней Сванетии, представляют собой определенный этап в развитии истории искусства. Вот как говорит об этом Ш. Я. Амиранашвили, один из крупнейших знатоков древней грузинской живописи: