Елен по официальному статусу числилась у нас теперь госсекретарем, ее мечтам попить чайку с королевой пока не удалось осуществиться, но она всерьез увлеклась политикой, быстренько оформила себе местное гражданство и интересовалась у меня, когда у нас следующие выборы и любит ли Барнс кофе? А то она присмотрела уже для своей инаугурации хорошенькую кофточку. Она еще с революционных времен полюбила все эти заседания, но теперь не только на них присутствовала и заведовала буфетом, а и внимательно слушала, стараясь вникнуть, о чем идет речь, а поняв или не поняв, неизменно вносила свои, пусть зачастую лишь декларированные предложения. Мне большую часть заседания приходилось бороться с сорняками зачастую вредоносных елениных предложений, чем культивировать разумные ростки собственных идей. Но бороться с Елен в одиночку мне было тяжело – Джим стал большой редкостью на таких сабантуйчиках, а все остальные присутствующие министры с портфелями, а главное сам Барнс, явно симпатизировали этой тигрице, находя, что она очень разбавляет и украшает наше общество, как виски сгущенное молоко, всегда хотелось добавить мне. Я был серым кардиналом, министром без портфеля, советником президента по всем вопросам, бывшим любовником госсекретаря и лучшим другом национального героя и мессии-освободителя. Последний, как я уже сказал, перестал любить эти заседания, предпочитая ходить в народ, с народ и для народ. Он уходил куда-то на неделю и возвращался домой с кипой новых народных проблем и своими новыми идеями по их разрешению. Идей иногда было так много и все они настолько отличались друг от друга, что я начал подозревать, что Дядя его родственник, а не мой. После того как я внимательно выслушивал Джима, я ему говорил, что нам отсюда, из дворца видно лучше, что да как, но мы попытаемся учесть и эту проблему народа, а также предложенные пути ее разрешения на следующем же пленарном заседании, всесторонне на нее посмотрим, поищем консенсус, подберем кворум, втиснем в регламент, окажем… Вы еще не спите? Джим тоже обычно переставал слушать мой ответ до того как засыпал. А спал он теперь в отдельной спаленке и как-то избегал Елен. Она же, как большинство женщин, насоздавав себе проблем в личной жизни, теперь металась, крутилась, но никак не могла вывернуть так как ей было нужно, хоть и думала об этом целый день, вечер и часть ночи. Листание на ночь журналов, завивка разноцветных бигудей и подпилка ногтей тоже не помогали.
Мой же довольно короткий и несуразный романчик предвыборный романчик с Елен закончился ничем. Как вернулся Джим, она сказала, что я был ошибкой и надо остаться друзьями. То, что я был ошибкой, тетушка Джинджер твердила мне с самого детства и я уже мало-помалу к этому привык, ну а чтобы остаться друзьями, то для этого надо было для начала ими быть. Но друзьями с Елен мы никогда не были. Взаимная ненависть не всегда заставляет вспыхнуть любовные чувства, даже когда бросает непримиримых врагов в общую постель. Минус на минус дает плюс только в математике, но в жизни это правило срабатывает не всегда, и у нас с Елен был как раз тот случай, когда не сработало. Я несколько раз видел, как она безрезультатно скреблась в комнату Джима поздно вечером, видимо по безотлагательному делу национальной безопасности, когда я, выйдя из общей уборной в конце коридора, шоркал в старых тапочках и трениках к себе в комнату. Елен видя меня, тут же куталась в свой легкий халатик, под которым угадывался еще более легкий пеньюар, и отпархивала от двери Джима как бабочка, севшая не на тот цветок. Джим занял по отношению к Елен платоническую позицию, ее это обескураживало и ставило в непонятное положение, но она все равно вела с ним себя расковано и приветливо как раньше, со мною оставаясь такой же шипастой и шипястой.