Купленная. Доминация

Какими бы разумными доводами не звучали сейчас слова Луневой, только, боюсь, она и тысячной доли от всей правды не знала и не могла себе ее представить. Как и не догадывалась, насколько абсурдными выглядели все ее предложения. А если бы она вдруг каким-то чудом сумела заглянуть в этот момент в мою голову… То спустя десять секунд я бы точно летела по лестнице ее подъезда благодаря ускорению, полученному от ноги Рокси по моему заду.

— Ты права. Я поговорю с Глебом. Не думаю, что он оставит выходку сына без внимания. Да и по любому, все это надо заранее давить на корню, чтобы не начало распространяться дальше.

По крайней мере, я ответила то, что Ксюха ждала от меня услышать. А на счет остального… Так и она что-то явно замалчивает и не договаривает. Как бы странно это сейчас не звучало, но после общения с Глебом Стрельниковым, я будто сама переняла у него небольшую толику его способностей. Например, не просто кого-то слушать и принимать на веру все услышанное, но и вылавливать из некоторых слов и их особого звучания нечто большее.

— Гребаный сучонок. Как бы я хотела увидеть, когда его прямой кишке устроят глубокую очистку с проникновением на всю ее длину, — похоже, Ксюха действительно в это верила, если судить по ее вспыхнувшим нездоровым блеском-предвкушением глазам.

— Да ты сама еще та садистка, — я не сдержалась и впервые за все проведенное здесь время натянуто хохотнула. Вернее, слишком нервно и резковато.

— Ну дык… с кем, как говорится, поведешься.

* * *

— А вот и наш любимый блудный гость. Собирались уже начинать без тебя, между прочим. — несравненная, в любое время дня и ночи всегда только безупречная хозяйка "Одонатум-а" выплыла мне навстречу с распростертыми объятиями, как только моя нога ступила в роскошный холл особняка нашей счастливой семейки. Не удивлюсь, если госпожа Стрельникова поджидала этого момента, подобно снайперу свою жертву, несколько суток подряд. В холле она тоже появилась именно тогда (и совсем недалеко от парадных дверей), когда я перешагнул порог дома, наконец-то, спустя столько времени, после нашей с ней последней встречи, соизволив явиться сюда по ее последнему требованию.

— Могли бы и начать. Я бы не обиделся, честное слово.

— Может быть и не обиделся, зато я бы никогда себе такого не простила. Или ты забыл уже, какая у тебя помешанная на подобных пунктиках мать?

Кто бы мог поверить, что в этой ослепительной красавице неопределенного возраста (ну, может где-то "чуть" больше сорока) в шикарной атласной блузе серо-оливкового цвета и не менее стильной юбке-тюльпан (идеально подчеркивающей стройную фигуру, тонкую талию и крутые бедра своей хозяйки) скрывалась та самая шантажистка и террористка элитного экстра-подразделения, которая заставила меня сюда явиться через один только телефонный разговор.

Не даром говорят, что близкие, не замечают в упор, как изменяются люди, с которыми они живут постоянно чуть ли не с самого рождения. Нечто подобное я мог сейчас сказать и о себе. Вернее, о матери, которая даже в столь не юные для нее годы продолжала оставаться для меня все такой же обворожительно красивой, неизменно яркой и в некоторой степени молодой. Все та же шикарная грива (пусть постоянно и подкрашиваемых) темно-каштановых волос, ослепительная улыбка на модельном лице Линды Евангелисты и Милен Фармер два-в-одном (но намного красивее, естественно) и с обжигающим даже с такого большого расстояния взглядом больших, слегка раскосых синих глаз. Если даже у меня при виде собственной матери невольно перехватывало дыхание и слегка слабели коленки, что можно говорить о мужчинах, подпадающих под ее неземной магнетизм потомственной ведьмы и роковой искусительницы. Представлять себе, скольких она свела с ума в свое время, а скольких буквально довела до ручки, мне никогда не хватало всей моей скудной фантазии, впрочем, как и непонимания касательно отношения к ней моего отца.

Женись я в свое время на такой королеве (пусть и безродной, зато вне всяких сомнений породистой), я бы носил ее на руках до конца своих дней, не взирая на время и возраст. Даже несмотря на то, что я почти десять лет назад упорхнул из семейного гнездышка своих родителей в свободное плавание, я все равно не терял к матери ни детского восхищения, ни слепой любви воспитанного именно ее стараниями ребенка. Тогда я точно либо безмозглый кретин, либо самый обычный маменькин сынок, если до сих пор не сумел найти в поведении отца ни одного разумного объяснения.