Купленная. Доминация

Последовавший за этим звук прервавшейся связи ввел меня на время в чувство легкого ступора. Я так и просидела где-то с полминуты, не отнимая от уха смартфона, ни о чем не думая, ничего не вспоминая и пребывая в спасительной прострации, пока еще имела такую возможность. Совсем очень скоро сюда поднимется Рокси и выдернет меня в мир живых своим безапелляционным вторжением. Правда, не забудет при этом пройтись по моим мозгам касательно прихода Кира Стрельникова и его главных мотивов посещения. На последнее она получит вполне заслуженный ответ — хотела бы знать все подробности могла бы и остаться, а не сбегать с поля боя, бросая верную подругу на растерзание жаждущего моей крови врагу.

Но в любом случае, самое тяжелое и страшное для меня испытание придется пережить как раз в ближайшие дни. В те часы и минуты, которые начнут атаковать ничем не защищенную психику воспоминаниями о словах Кирилла, а не его отца. Четким пониманием того факта, что я буду вынуждена что-то сделать хоть так, хоть эдак. И на вряд ли это можно назвать правом личного выбора. Скорее, моментом истины. Когда придется сознаться самой себе, что другого выхода у меня, по сути, и нет. Что, на деле, это не такое уж и мучительное решение. Основная вина за мое нынешнее состояние лежит только на Кирилле, чьи поступки вполне объяснимы с логической точки зрения и так же предсказуемы, как и все предстоящие.

Я же первая его спровоцировала тем страстным поцелуем, бросив в благодатную почву, как раз подходящие для этого семена. Единственное, не верила в то, что его последняя, брошенная мне в спину "прощальная" фраза окажется пророческой. Что-таки да, он меня отыщет и сам после этого определит мою дальнейшую судьбу. Может тогда он это и говорил не всерьез, но только не теперь.

Честно говоря, не припомню ни одного в своей жизни человека, кто был бы настолько сильно зациклен на достижении какой-то одной конкретной цели, особенно, если этой целью была именно я. Чтобы кто-то вот так меня преследовал и не сдавался на уже достигнутом, выискивая новые способы и подходы добраться до меня, ударив в самый неожиданный момент по самому уязвимому месту? А если попробую расслабиться и хотя бы на время выкинуть его из своей головы — обязательно чем-нибудь напомнит о себе, каким-нибудь дурацким сообщением по телефону или виртуальной открыткой с картинкой двусмысленного содержания. Мол, я жду, моя прелесть. Считаю минуты, дни и часы, как тот Ждун, не теряя надежды ни на мгновение.

Хотела бы я о нем не думать, но разве такое в принципе возможно? Когда собственная совесть прокручивала перед глазами момент нашей с ним судьбоносной встречи в номере отеля его отца. То, какими он смотрел тогда на меня глазами, как на грязную предательницу, всадившую в его спину нож. Неужели после такого от него можно было бы ждать иных действий и иных ко мне отношений? Пусть я ничего ему до этого и не обещала и не клялась в вечной любви до гроба. Я же ни черта о нем не знаю. Кто он, как и с кем живет, какие у него жизненные принципы, и как он относится к продинамившим его девушкам, которые могли запросто запасть ему в душу?

Конечно, я не верю в его светлые ко мне чувства. Это же в принципе невозможно влюбиться в кого-то всего за пару дней. Но это не значит, что его не могло пробрать не менее сильным чувством страсти, которое вполне способно довести любого человека до маниакальной одержимости. А вот здесь, увы и ах, все как раз и становится на свои законные места. Пусть его методы отдают откровенным безумством и пугающей аморальностью, но в состоянии аффекта можно и не до такого дойти. Со мной он хотя бы сдерживался, а на безопасном от меня расстоянии вполне мог просчитывать планы своих дальнейший действий при достаточно трезвом мышлении.

Нет, я не искала ему оправданий, но и свой собственный проступок не собиралась выгораживать. Да и смысл теперь кривить душой? Не поступи он вчера так по-свински и не начни меня в открытую шантажировать и угрожать, кто знает, как бы я отреагировала на него же, но только прежнего. В том-то и дело, будто я общалась с двумя совершенно разными людьми, хотя и одинаково притягательными. Просто второй меня буквально сводил с ума и, скорей всего, специально. Не подпускал к себе настоящему, прячась, как за защитной броней, за этой страшной маской отбитого на всю голову маньяка. А мне только и оставалось — воспринимать его больную игру, как за его истинную ипостась. И тем невыносимей было все это вспоминать, умирая каждую гребаную минуту от его шепчущего в голове голоса.