Купленная. Игра вслепую (СИ)

По всем официальным правилам подобных светских приемов, гостей обязана встречать сама чета устраиваемого празднества. Но у Стрельниковых такие вещи практически никогда не приживались. Наша семейка сама любила перекраивать или же создавать свои собственные условности, особенно, если они касались личности Глеба Анатольевича. Он редко когда приезжал в Одонатум и еще реже занимался встречей гостей, как того и обязывает его нажитый непосильным трудом социальный статус. Скорее, он сам будет вести себя, как очень важный и исключительно бесценный для этих стен гость. Но ходить от группки к группке только что прибывших приглашенных и интересоваться, как те к нам добрались и какое у кого настроение по поводу намечающегося торжества, он, естественно, никогда не станет. Не тот уровень и не те интересы. Захотите выказать хозяину Одонатум-а свое искреннее почтение? Бога ради. Сделаете это сами по собственному подхалимскому порыву. А вот ждать, будто он сам почтит вас своим царским вниманием по личной инициативе — лучше не стоит. Это всецело его мир и его фамильная империя, если вы этого до сих пор еще не поняли…

Я прекрасно знал, что он никогда не объявится в нашей семейной резиденции на собственном празднике ни перед приездом первых гостей, ни к их ощутимому пополнению, составляющему примерно 50–60 процентов от общего списка приглашенных. Вот когда их будет уже где-то семьдесят пять, а то и все восемьдесят, тогда да. Тогда Великая Прима и явит себя миру избранных во всей своей солнцеликой красе. Увы, но старым привычкам очень сложно изменять, особенно если они такие удобные и играют тебе на руку при любых обстоятельствах.

Именно поэтому я никуда и не спешил. Даже не видел смысла спускаться на первый этаж в большую гостиную, чтобы на глаз определить сколько уже прибыло гостей и не прозевал ли я случайно появление Стрельникова-старшего? Зато успел с лестничной террасы второго этажа окинуть всеподмечающим взглядом практически все пространство парадного холла, по ходу определив навскидку сколько здесь шатается представителей из внутренней охраны Одонатум-а и с какой частотой прибывают сами гости. Да и подготовиться морально к предстоящему действу мне определенно не помешает. Тем более, что я знаю наперед, чего мне это будет стоить на самом деле. Готовься не готовься, а выдержать первые секунды запредельного эмоционального взрыва будет так же нереально, как и устоять под ударом десятибалльного цунами. Главное, в эти самые секунды, не дай бог, не сорваться, а остальное… Остальное уже останется за делом чистой техники.

Пальцы медленно обхватили лакированный поручень резных перил, практически не ощущая привычной для гладкого дерева прохлады. Обычный спонтанный жест, когда ощущение подвешенности в воздухе и уплывающей из-под ног опоры вынуждает воспользоваться бездушной поддержкой ближайших к тебе вещей. Тем более, когда сердце наяривает на превышенной скорости, намереваясь усилить свои удары в любую из грядущих секунд. И оно обязательно долбанет со всей дури о грудную клетку вместе со слепящим выстрелом адреналина по глазам, как только парадные двери особняка впустят слившиеся с ярким уличным светом очертания знакомого силуэта. И совсем очень скоро, буквально за считанные доли секунды, этот силуэт полностью материализуется в четкую фигуру Глеба Анатольевича Стрельникова.

Если этот момент я смогу пережить от и до, наблюдая со своего смотрового места за каждым его шагом, как за всеми естественными передвижениями любого из присутствующих в холле гостя или охранника, тогда… Можно считать самый сложный этап моего безумного плана будет официально пройден. Хотя…

Сказать, насколько это оказалось нереально тяжелым для моей психики и соответственно, всего организма в целом, откровенно приукрасить саму действительность. Нет… Меня не просто шарахнуло по мозгам предсказуемым залпом убойного удара, я буквально не заметил, как чуть было не потерял сознание. Вернее, даже и потерял, но, скорее, не до конца, оставаясь пребывать в окружающей реальности, как говорится, на честном слове и на одном сопливом волоске. Глаза видят, но не все, слух принимает звуки, но их большую часть заглушает убийственной контузией, а память… Память сохраняет лишь ультракороткие фрагменты, практически на полном их обнулении.

Кажется, я не запомнил и половины из пережитого. Только в какой-то из стабилизировавшихся в пространстве и времени моментов ощутил во всей буйной красе, как меня трясет, мутит, а сердце нешуточно рвется на свободу сквозь грудную клетку, разрывая легкие и глотку паническим удушьем.