Купленная невеста. Стань наложницей или умри

Мария смотрит на большой фонарь, висящий под потолком барака. Его красные и бирюзовые стеклянные вставки отбрасывают цветные тени на доски потолка. Она удивляется, как за все годы, что казарма стояла пустой, никто не украл его. Наверное, сюда никто не приходил. Как она слышала, ближайшая населенная деревня находится в дне пути вниз по реке. Она прислушивается к звукам снаружи, которые могли бы намекнуть на опасность, но слышит только отдаленные крики и ночные звуки из беспокойного леса. «Бабушка Симела и старая матушка Сотица наверняка уже умерли, – думает она. – Даже если убийцы пощадили их, как бы они выжили?» Она представляет двух старых женщин, хромающих рука об руку через руины деревни. Она задается вопросом: бросила бы она свою мать, чтобы спастись самой? Но кузнецу Петро и портному Периклу нужно думать о детях: сыну Петро всего пять лет, а его дочерям – три и два. У Перикла сын и дочь около десяти лет. Убегая по горной тропе, эти двое мужчин явно должны были выбирать между своими матерями и детьми. Возможно, прежде чем добраться до безопасной реки на границе, им пришлось выбирать между своими сыновьями и дочерями. Ни Петро, ни Перикл не находятся здесь, в казармах, но, может, они бежали на север, в безопасность высоких гор, в надежде попасть в новую Крестьянскую республику, которую только что снова заняли русские. «Это будет временная безопасность, – рассуждает Мария, – потому что Крестьянская республика теперь – неуправляемая земля с разбойниками на каждом шагу и русскими солдатами, стреляющими во все стороны. Единственная настоящая безопасность находится за границей, в далекой Греции».

В лесу поблизости раздается странный звук, похожий на крик гусей. Возможно это лисицы кричат друг на друга в своих весенних схватках. Дождь закончился, и лес кажется громче, чем обычно, с криками сов, щелканьем и лаем хорьков. Она дрожит и обхватывает себя руками. Хотя одежда промокла, воздух теплый, и девушка знает, что ее не лихорадит. Мария задается вопросом: оставила бы ее мать, если бы она подвернула ногу и не могла идти дальше. «Мать – практичная женщина, – думает Мария, – она держалась бы за меня, если это имело смысл, и бросила бы, если это было необходимо». И все же, Мария знает – молодых девушек никогда бы не оставили сидеть у края дороги, как это сделали с матушкой Сотицей и бабушкой Симелой. Во время восстаний и резни за много лет до этого, деревенский священник молодой отец Кириакос спас своих сыновей – сильных мальчиков, которые могли бегать так же быстро, как он, и даже быстрее. Но его дочери были пухлыми девочками, которые проводили дни за вышиванием, ткачеством и поеданием медовых пряников. Они никогда не бегали по склонам гор и не прыгали через ручьи. Когда убийцы настигли бегущего священника и его семью, он внезапно, с холодным взглядом отчаявшегося человека повернулся к своим задыхающимся, спотыкающимся дочерям и толкнул их на горный выступ, и они с криком упали в глубокий овраг. Их тела остались христианскими, были спасены от разбойничьей орды. Теперь старый деревенский священник лежит мертвый в полях у чайной плантации, покинутый сыновьями, которых он спас.

Из мужского барака доносятся звуки ударов молотком. Мария удивляется, как люди нашли инструменты, и пока не понимает, что они могут использовать камни. Она смотрит на мать, которая, несмотря на шум, крепко спит на спине. Ее рот открыт, а ноги нескромно вытянуты. Мария задается вопросом: убила бы ее мать, чтобы спасти от мародеров. Если бы Мария вывихнула ногу, ее мать закричала бы: «Христос и Пресвятая Дева! Можешь ли ты еще бежать, можешь ли ты бежать?» Если бы Мария покачала головой, мать взяла бы с тропинки большой камень, подняла бы его высоко в воздух и с криком «Бог тебя обнимает и приветствует!» обрушивала бы его ей на голову снова и снова. Она представляет себя лежащей на тропинке, ее сердце больше не бьется, ее платье залито кровью, ее мать и отец бегут одни к деревьям, две старые брошенные женщины сидят, взявшись за руки, и ждут появления первых убийц у разрушенной стены загона для овец Слепого Нектарио.

Мария делает глубокий вдох и смотрит на светильник и его цветное стекло. «Но я не упала и не вывихнула ногу, – говорит девушка себе. – И, возможно, моя мама осталась бы со мной, да и отец тоже». Она теперь знает, что нельзя предугадать, как поступят люди в момент большой опасности, когда одно действие может означать жизнь, а другое – смерть.