Обе стороны ошибаются в своих оценках, причем, пожалуй, ошибки с немецкой стороны таят в себе больший риск: ведь здесь полагают использовать Парвуса (в действительности, все наоборот), установить контроль над развитием события и при этом взять бразды правления в свои руки. Все они сводятся к Диего фон Бергену.
Если Парвус опять темнит, то, пожалуй, по отношению к товарищам по партии, которых он хочет использовать для своего плана. Может ли он быть уверенным, что немецкие социал-демократы встанут на его сторону и находящиеся в ссылке революционеры, которым он в ходе своей программы предначертал ведущую роль, будут повиноваться ему? Все-таки он за годы, проведенные в Константинополе, отдалился от своих прежних немецких и русских товарищей не только территориально, но и в идеологическом смысле: если для одних он из-за своего легендарного богатства стал подозрительным, то в глазах других, которые не смогли бы безоговорочно последовать его идее немецкой победы за счет России, он выглядит как «агент германского империализма».
Парвус же видит разницу между собой и агентом Германии, хоть его услуги и оплачивают немцы, в том, что он работает не на немцев, а с ними. Однако его немецкие товарищи не проводят таких разграничений.
Это открытие не минует Парвуса, когда он пытается установить контакт со своими старыми политическими друзьями в Германии. Все же в Министерстве иностранных дел он продолжал бахвалиться и определил для себя планку: устроить объединительный процесс социал-демократов на международном уровне как основу для публицистической поддержки своего плана — пацифистской пропаганды и критики всех возможных аспектов царской империи.
Только к его имени прилипла тень последнего скандала перед отъездом, когда Парвус из-за аферы с Горьким и растраченными деньгами приобрел репутацию мошенника. К тому же сообщения до и сразу после начала войны о его сказочном богатстве, приобретенном в Турции, в глазах старых партийных товарищей придали его облику торговца оружием и спекулянта, турецкого агента — в любом случае человека, предавшего социалистические идеалы, больше остроты. Вряд ли кто-то захочет иметь с ним дело.
Нынешний председатель партии Хаазе считает его русским агентом. Эдуард Давид так формулирует то, что думают остальные товарищи: «…вначале крайне Радикальный революционер, затем русский шпион, негодяй и мошенник — теперь турецкий агент и спекулянт». Редактор партийной газеты «Форвертс» резюмирует: «…этот авантюрист с животом Фальстафа и черепом человека с большим мозгом, знаниями ученого и деловой энергией ловкого биржевого спекулянта (…) В Азии эта смесь политического кондотьера и промышленного магната, должно быть, уместна; в Берлине ее время вопреки Хельффериху
[4]еще не пришло…»За годы его отсутствия немецкая партия раскололась на реформистское, прагматическое и радикальное крыло. Для Парвуса здесь, кажется, нет места. Понимание своей программы и его сотрудничества с немецким правительством Парвус встречает только у своего старого товарища и поклонника Конрада Хениша — и то только потому, что он превратился с началом войны из критического оппортуниста в пламенного патриота Германии, и волна национальной гордости смыла идеологические барьеры между ним и правительством кайзера.
И, наконец, ближайшие друзья леворадикального направления, на которых ставил Парвус, Роза Люксембург, Карл Либкнехт и Клара Цеткин продемонстрировали вернувшемуся свое пренебрежение и указали на дверь. С «сутенером империализма», как называет его Клара Цеткин, никто не хочет иметь дела. Здесь он ни на кого не может рассчитывать.
Этот первый амортизатор для его до сих пор невозмутимого самосознания знаменует начало той фазы, когда Парвус прощупывает своих сторонников в отношении реализации революционной программы; неожиданные барьеры не предвещают легкого успеха.
Но существует власть денег, что его успокаивает. Все-таки Парвус располагает средствами, с помощью которых можно приобрести людей, — а безопасность легальной свободы передвижения надо искать там, где есть надежные помощники.
Незадолго до приезда Парвуса в Берлин на беседу в Министерстве иностранных дел был ликвидирован старый ордер на высылку, по которому Парвус несколько лет назад был изгнан из Пруссии.
Еще в марте 1915 года, спустя два дня после вручения Парвусу первой денежной суммы, помощник государственного секретаря Министерства иностранных дел лично подключается, чтобы в тайном письме министру внутренних дел ходатайствовать о снятии всех ограничений которые теоретически, могли бы распространяться на Парвуса, как гражданина вражеского государства — России. Теперь Парвус может беспрепятственно передаться между ведущими войну государствами Центральной Европы и нейтральными странами и начинать свою опасную игру.