Купленная революция. Тайное дело Парвуса

В Берлине доверяют обоим — и Кескюла и Парвусу. Первый получает паспорт для поездок из Швейцарии в Германию и Скандинавию на имя Александра Штайна. В целом деятельность Кескюла — наконец, передача заявления о намерениях Ленина на случай захвата им власти — благоприятна для Парвуса. Берлин намерен по-прежнему оказывать ему поддержку как катализатору желаемых событий в России. И это независимо от того, насколько будут едины или разрозненны между собой революционеры в эмиграции.

Насколько известно в германском МИДе от послов в столицах между Стокгольмом и Берном, русские социал-революционеры, как они сами себя называют, никак не образуют единого фронта: группировка Плеханова видит свою цель преимущественно в уничтожении германского милитаризма; для группировки Ленина, напротив, борьба с царизмом имеет большее значение, чем война с Германией; между ними находится группировка Аксельрода. Но здесь и скрыто противоречие между взглядами Кескюла и Парвуса.

Кескюла в своем сообщении в Берлин объясняет, что революционеры и сепаратисты ни в коем случае не договорятся друг с другом: в то время, как революционеры заинтересованы в централизации государства для обеспечения лучшего контроля, сепаратисты, имея в виду свое национальное движение, поддерживали, скорее, децентрализацию. Большевики и меньшевики тоже были едины в ожидании революции, но не хотели, чтобы она была осуществлена преждевременно, во время войны. Кроме того, меньшевики занимают патриотическую позицию и категорически против немецкой победы.

У Парвуса есть все основания форсировать события в России. Чтобы придать своей революции больше силы и ускорить ее, он в конце 1915 года предлагает немецкому послу план, состоящий из пяти пунктов:

1. Театр военных действий: для деморализации настроения психологически было бы целесообразно успешное наступление, например, на Ригу; это было бы крушением надежд, способствовало падению боевого духа на фронте и лишило самоотверженности мирное население.

2. Воздействие на армию: надо оказать на нее прямое пропагандистское воздействие — разумеется, не так как раньше, анонимными листовками, а в форме прямой агитации немецкими социал-демократами и профсоюзами, они должны провозглашать задачу борьбы и призывать к братанию.

3. Надо энергично содействовать революционному настроению, чтобы запланированные события смогли состояться в день годовщины 9/22 января.

4. Мероприятия на русском денежном рынке как дополнительное средство для создания паники: пустить в обращение банкноты с одинаковыми серийными номерами — в результате падение курса рубля, утрата доверия населения к рублевой валюте, а вместе с тем и к правительству, паника на валютном рынке, к тому же нанесение ущерба русской кредитоспособности за границей.

В последнем пункте Парвус умалчивает, что он имел в виду подделку рублевых купюр, как Ленин в прежние годы уже делал, находясь в Финляндии. Как бы то ни было, германскому канцлеру это мероприятие кажется слишком рискованным, и он отказывается поддержать его. Впрочем, Парвус связывает надежды на скорое начало беспорядков с ожиданием предполагаемого голода.

Впрочем, Брокдорфф-Рантцау добился, чтобы Парвус со своей программой был принят в Берлине, а если получится, как бы ему хотелось, то и самим рейхсканцлером (ему дали понять, что «люди вроде Парвуса не должны быть допущены к высшим инстанциям»). Посол закончил свое изложение, являющееся основой для актуальных планов Парвуса, уже процитированными словами в патетическом тоне:

«Победа, и как награда первое место в мире будет нашим, если удастся своевременно революционизировать Россию и тем самым подорвать коалицию.

(…) То, что он не святой и не приспособленец, э точно; но он верит в свою миссию и выдержал испытание своих способностей во время революции после русско-японской войны…»

16–20 декабря 1915 года Парвуса принимают в МИДе в Берлине и в ведомстве Государственного казначейства. Заручившись согласием на получение следующего миллиона (на этот раз, рублей) от государственного секретаря Хельффериха, он уезжает.

Вернувшись в Копенгаген, Парвус с гордостью и радостью торопится поведать немецкому послу, как много встреч у него было назначено в берлинских министерствах и как «хорошо» и «с пониманием» отнеслись к нему и его планам. Брокдорфф-Рантцау опять передает это в Берлин с обратной почтой, не забыв намекнуть, что Парвус «для окончательной организации русской революции» запросил сумму в 20 миллионов рублей, но срочно из них необходим только один миллион.