Куплю свадебное платье

А ведь всего неделю назад Виктор Иванович воспринимал весь женский состав планеты только так — Нинка и все остальные глупые бабы.

Куда только все девалось?

Следствие продолжается

Ольга Леонардовна Солодкина следующие два дня все так же приходила, как на службу, в дом № 2 на Архангельской улице. Разговаривала с людьми.

И картина той ночи стала проявляться в ее голове так же быстро, как поляроидная фотография за сто рублей. Вот только с ясностью были небольшие проблемы. Что-то там не складывалось, мешала какая-то существенная деталь.

Баламутка

После беседы со старшим следователем прокуратуры Солодкиной жители подъезда были взбаламучены…

Ольга Леонардовна обладала такой негативной энергией, что после разговора и даже недолгого общения с ней почти каждый человек чувствовал себя оскорбленным в самых лучших чувствах. Некоторые становились обидчивыми на всю оставшуюся жизнь, а парочка особенно нервных душою граждан даже пытались: один — отравиться одеколоном, другая — перестать дышать во сне.

Ольга Леонардовна, между нами говоря, была на редкость неприятной особой в общении с людьми. Правда, это не мешало ей оставаться хорошим специалистом.

И вот каждый человек, с которым она побеседовала, — невольно и абсолютно без всякого желания на то — начал вспоминать и прокручивать в уме, что же он видел в день убийства Нины Ивановны и ее сына.

Даже те, кто не моргнув глядели в глаза старшему следователю Солодкиной и быстро и доверчиво отвечали, что в ту ночь ездили в Балабаново затариваться спичками, попрощавшись с Ольгой Леонардовной, у дверей вдруг застывали, и та ночь, словно диафильм из школьных лет, проносилась в их голове!

19-го, ночные бдения

В ту роковую ночь сестры Фонариковы сидели на кровати и смотрели в окно на ковшик в небе.

Сестрам — Дуне и Мусе — было уже по девяносто, обе были погодками и всю жизнь прожили вместе, уйдя на пенсию докторами наук по педиатрии.

Седьмой этаж, на котором они жили, был для них горой Эверест, и птицы отчего-то любили заглядывать в каждое из пяти окон и смотреть на двух старых бабушек. Как они строят свой мир в трех непролазных комнатах, забитых мебелью, картинками и прочей чистенькой облупленной рухлядью, обласканной старыми ладошками и тряпочками из байки.

— Горим! — вдруг сказала Муся и счастливо взвизгнула: — Дунька! Горим!

И правда, снизу повалил белый, потом черный и наконец удушливый дым.

— Звони на каланчу!

— На какую каланчу?!

— На пожарную!

— Может, лучше в окошко покричать?!

— Ага!

— Аааа-аааа-а!.. — завопила Дуня едва живым голосом и, наглотавшись дыма, сползла, держась за батарею парового отопления. На пол.

А умная Муся быстро позвонила пожарным, в милицию и начала спасать Дуню, поливая ей лицо водой из чайника.

19-го, бомж Брежнев

Тот день не задался с утра…

Дверь трансформаторной будки приварили ровно в 10.35 два слесаря из 4-го ЖЭУ — Сероштан и Друц. Оба молдаване, красивые и чернобровые.

— На тебя Кузькина из 35-й квартиры жалобу на трех листах накатала. — Слесари не торопили, улыбаясь, ждали, пока Илья Леонидович сложит в два пакета, с Майклом Джексоном и Христом, свои пожитки. — Мы читали, — похвастались они.

Илья Леонидович покосился на промытые окна Кузькиной и даже углядел, как блеснули очочки злобной бабушенции где-то в районе штор.

— М-может, м-м-мне с ней переспать? — почесал подбородок мирный бомж и, взяв в обе руки по пакету, сплевывая, пошел к окнам Кузькиной в то самое, повторяю, утро. — Чего хоть она писала-то? — сделав шаг, вернулся, решив послушать про себя — все-таки приятно, когда про тебя пишут.

— Мочишься ты на стену, — подумав, вспомнил Друц и зажег газовую горелку.

— И какаешь, — поддержал коллегу Сероштан, — в смысле испражняешься, — быстро уточнил он и начал приваривать дверь трансформаторной будки.

Начался светлый ливень, мимо с колясками пробежали две молодые мамаши, проехала старая немецкая машина, поблескивая хромировкой, и бомжу стало грустно на всю эту жизнь. Он постоял с пакетами посреди асфальта и понуро пошел к вокзалу.

День быстро кончался.

Нужно было искать ночлег, и Илья Леонидович решился.

Выждав момент, когда из ближнего подъезда вышли два мужика со спортивными сумками, он быстро юркнул в него.

Было примерно половина двенадцатого.

Илья Леонидович не был грязным бомжем, он мылся по возможности. Хотя, конечно, не блистал. Но некоторые, да какое там, многие мужчины его возраста, ночуя в собственных квартирах, выглядят и пахнут ничуть не лучше (понюхайте, если не верите). Конечно, то, что Илья Леонидович — бомж, было видно сразу, но он был не опустившийся человек. Он просто бродил по жизни.

— Неплохо, неплохо, — поднимаясь на третий этаж, говорил он себе под нос. — Совсем неплохо…

Илья Леонидович подождал, пока на четвертом этаже кто-то вышел и побежал наверх, и пошел дальше.

Но — через миг там, наверху, кто-то истошно заверещал!