Снова плачу.
— Мне пора за руль. А ты лежи и думай, что скоро все закончится. Не плачь, Марианна, не плачь.
— Много крови, да?
— Крови немного. Тебе от страха так кажется, — спокойно говорит Бекетов, накрыв мои ноги пиджаком. Он гладит по щеке, а я чувствую, что его пальцы скользкие и мокрые.
Бекетов захлопывает дверь, уточняет у Адвоката еще что-то, авто срывается с места.
Перевожу безучастный взгляд в потолок авто.
Все плохо. Потому что Бекетов ни разу не назвал меня Анна-Мария и впервые, за все время, что я его знаю, солгал мне.
Крови много…
*** Бекетов ***
Хуже всего не то, что километры сгорают под колесами тачки недостаточно медленно. Хуже всего то, что Анна-Мария молчит.
Я так привык к ее болтовне, к чепухе, к вздору. Я привык, что она косячит всюду, где только может, и там, где никак нельзя накосячить, в особенности сильно все портит.
Глубоко уверен, что ни один из ее выкрутасов меня удивить не сможет. Я же жду от нее всегда подвоха, но потом она шаркает ножкой и мир летит к чертям, вместе с ним и моя уверенность, что я смогу удержать все под контролем.
На деле ни хрена.
И ни один, даже самый надежный запасной план, не выдерживает натиска неожиданных обстоятельств.
Я этого не ждал. Ее срыва. Считал, что…
Проклятье.
Не имеет значения, на что я рассчитывал и о чем думал. Думать членом может быть чревато последствиями.
Взваливаю вину на себя. Иначе и быть не может. Какие взятки с девчонки, у которой и мысли, и тело скрутило в пляске беременных гормонов и возбуждения. Адреналин срывает планки неопытным.
Но я должен был это предвидеть. Должен был просчитать все риски и оставить Мари в стороне, в безопасности.
В ее присутствии не было необходимости, а что до подарка, то не всегда стоит потакать желаниям. Лучше бы корзину цветов в цветочной лавке купил. Вряд ли бы Мари так обрадовалась венику за пару сотен евро так, как обрадовалась возможности отомстить Лене.
Но зато осталось бы цела.
Блять.
Она останется в живых! Выкарабкается… Во что бы то ни стало!
Я гоню от себя дурные мысли.
Встревоженно поглядываю в зеркало заднего вида.
— Мари?
В ответ слышится неразборчивые всхлипы.
— Как ты, Мари? Не молчи.
— Мне плохо, Глеб. Очень плохо. В разы хуже, чем тогда на аукционе… Помнишь?
Как забыть этот вкус потери? Невозможно. Но тогда это чувство едва меня задело, а сейчас вцепилось в глотку алчно и не отпускает.
— Почти приехали.
— Ты веришь, что у нас все будет хорошо?
— Все будет хорошо.
— А с беременностью? Тоже в это веришь? Хочешь ли ты… — плачет.
Впервые не хочу быть реалистом. Хочу верить в чудо и пытаюсь вспомнить, как о нем молятся. Но ничего не выходит. Я хорошо обучен многому, но только не вере в призрачную надежду. Она в меня тоже не верит, и это единственное, что у нас взаимно.
До самолета добираемся быстро. Хвоста еще нет, хоть это радует.
Единственное, что радует, это небольшой запас времени, который у меня есть, чтобы отвезти Мари в хорошую клинику.
По правде говоря, там уже зарезервировано место. Но не для лечения, лишь для обследования.
Придется внести коррективы.
В самолете, как и говорил Адвокат, нас ждет врач.
— Фил?
— Да, это я. Лев Эдуардович предупредил насчет девушки, — хмурится врач, отстраняя меня.
Лев Эдуардович? Не сразу доходит, что он говорит про Адвоката.
Я привык называть приятеля по кличке, но после слов врача вспоминаю, что Адвокат оставил и профессию спеца в сфере экономических преступлений, и дело наемника, занялся тем, что у него всегда получалось лучше всего, взял фамилию матери — Кауфман, вместо фамилии отца — Адвокатов. Только кличка уже приклеилась намертво.
Я нарочно думаю о других. Не о себе и не о Мари. Нарочно отодвигаю в сторону дурные мысли, тру пальцы, с которых не сходит красный. Словно въелся под кожу…
— Как она?!
— Слабенькая. Но я сделаю все возможное, чтобы она дотянула до клиники.
— Она выдержит перелет?
— Лететь недолго. Будем надеяться, что удача на нашей стороне.
Молча отворачиваюсь в сторону. Не люблю полагаться на то, что нельзя просчитать.
Мари едва шевельнула рукой, схватившись за мои пальцы.
— Ты здесь?
— Всегда.
Она кивает и улыбается мне слабо.
— Ты красивая.
— Врешь. Не люблю, когда ты мне врешь, Бекетов.
— Когда я тебе врал?
— Начал совсем недавно и продолжаешь врать постоянно. Мне это не нравится.
Последние слова я едва различаю, скорее угадываю. Самолет взлетает, а меня накрывает дурной мыслью, что я снова оказался чересчур самонадеянным.
Нельзя мешать личное и работу. Нельзя…
Отдалившись от эмоций, запретив их себе, я не разорвал круг, но замкнул его на себе. Мне стоило держать себя в более жестких рамках и не позволять даже тени мысли о чувствах проскользнуть внутрь…
*** Марианна ***
Яркий свет бьет по глазам. Пытаюсь пошевелиться… Не получается. Даже руки обездвижены. Накатывает паника и из горла вырываются хрипы.