Купол

— Леска порвалась… Что ты мучаешься, милый? Ты же сам все знаешь. Здесь люди живут, как умеют, а ты просто спишь и видишь сны, то есть делаешь единственное дело, на которое оказался способен. Но сейчас ты уже выспался, достаточно дунуть — все рассыплется. Ты окажешься у костра с деревенским пастухом и пойдешь вместе с ним искать корову, а потом не сможешь завести драндулет и поплетешься в Чагодай пешком. Или, если хочешь, возвращайся в «тойоту» за секунду до того, как она въехала в МАЗ, можешь нырнуть еще глубже и пойти с отцом в засаду. Вот видишь — перед тобою река, ныряй, не бойся, дружок. Тебя она не станет держать и пропустит. У тебя богатейший выбор. Можешь не отправлять Инну в больницу, и у тебя будет двое детей. Впрочем, это уже сделала за тебя она. Тогда придумай что—нибудь другое. Не бери из рук своей подружки флажок или не уезжай из Чагодая.

— Или могу не снимать штанишки в классе у Золюшко?

— Ну конечно. Ты можешь вообще вернуться и не рождаться, очутиться в пропасти, куда по дурости хотел свалиться, но этого я тебе делать не советую, ибо дыра — всего—навсего банальное небытие, и кто в нее стремится — напрасно теряет время.

— Разве ад и небытие — не одно и то же?

— Ты опять ставишь очень глубокомысленные вопросы, мальчик. Не забывай, что дело нужно выбирать себе по плечу. Иначе можно оконфузиться.

— Я одно хочу понять — что здесь произошло? Божеское это дело или человеческое? Эдем или Вавилонская башня? Град Китеж или дьявольский соблазн и искус?

— Я думаю, что эта задача не имеет решения, — ответил Евсей Наумович и пожевал губами. — Видишь ли, мне вообще кажется, что мы ошибаемся. Сама по себе идея заговоров есть идея обреченная и небожеская. Честная сила таиться и плести интриги не будет. Если Купол — защита от мира и бегство, то ведь этого можно было бы достичь и более простым путем. Нет, Никита, мне что—то не нравится в твоей истории. Коль скоро у людей хватило ума создать совершенную систему защиты от внешнего воздействия, они могли бы вполне обеспокоиться и созданием маскировки. Не знаю, не знаю. Но мне кажется, ты просто все видишь не так.

— Что?

— Ты видишь лишь то, что можешь увидеть, на что настроено твое помятое, затемненное сознание. — Голос его неожиданно приобрел лекторские нотки, как если бы Горбунок взошел на кафедру. — А вместе с тем действительность Чагодая гораздо богаче. Ну предположи, что это защищается от распада Земля, которой мы все осточертели, или даже не защищается, а вступила в новую геологическую эру. Или провалилась в старую и через Чагодай прошел разлом. Бунт ноосферы. Ты читал Вернадского?

Он врал — я видел по глазам, что врет, и понял теперь, что врали все — и Инна, и Морозкин, и Золюшко, и прелат. Все, кроме разве что батюшки, хотя мог врать для общего блага и он.

— Я не читал Вернадского, но читал Федорова и видел своих детей.

— Еще в тот раз, Никита, когда ты пришел ко мне со вздорными домыслами, — произнес Горбунок неожиданно вкрадчивым тоном, — я сказал тебе, что не следует…

— Умножать число сущностей сверх необходимого.

— Вот именно.

— Но если вы не верите в чудеса, если не верите в Промысел, если, по—вашему, это просто физика и геология, то что же вы здесь делаете?

— Как что? Жду тебя. Какой—никакой, а ты мой ученик, и я за тебя в ответе.

Он посмотрел с обычным раздражением и высокомерием. Он определенно терпеть меня не мог, и все его слова про ответственность и отсутствующие у меня духовные очи отдавали фальшью.

В больших болотных сапогах Евсей пошел на другой берег. В этом месте был брод.

Брод, бред. Я бросился за ним вдогонку.

— Постойте! Ну вот я и пришел к вам! И зачем? Чтобы вы опять сказали — текел. Да что же вы меня все мучаете?

— Так было необходимо, чтобы вернуть тебя в Чагодай, — сухо обронил Горбунок и, смягчаясь, добавил: — А того, что я тогда говорил, больше не скажу. Да я ведь ничего и не говорил.

— Лжете!

— Ты просто наугад раскрыл Библию и выдернул из нее эту строчку. Мне было забавно за тобой наблюдать. Иногда ты меня огорчал, иногда радовал, ты научился пить водку, иметь дело с женщинами, научил немало людей водить машину, и не беда, что сапожник остался без сапог. Ты оказался достаточно благоразумен, чтобы позвонить в милицию и передать в приют грудную девочку вместо того, чтобы подвергать ее жизнь опасности в своей квартире. Нет—нет, теперь ты вовсе не весишь мало. Ты прожил неплохую жизнь. Совсем даже неплохую. Наконец, ты правильно понял главное: богатство человеческой жизни определяется не успехом, не деньгами, не количеством прожитых лет, а суммой перемен судьбы. У тебя их было достаточно.

Он пошел вперед.

— Да погодите вы! А что будет с ними? Разбомбят? Ведь никто же не подумал, что вы просто пошутили! Ведь там шуток не понимают. Они—то думают, что здесь…

Он ничего не ответил — махнул рукой.