— Вы, говорят, видели что-то необычное.
— Видел.
— Что же это было?
— Мои грезы да кристаллы.
— Но там оплавлен гранит. Не могли там оказаться пришельцы?
— Там просто упал метеорит».
«Арбукез Мобешти — Всесовету. В дополнение к ранее сообщенному. Технарями похищены большие кристаллы у крауготов, ведется работа по транспортации. Установлено: вышеупомянутый Григорьев уже перемещается из дома в мастерские НИИ с помощью карманной установки… Относительно нарушения режима запрещенной охоты четвероногое медведь. Прошу заставить миннигов вернуть медведя, справлюсь один, если будет разрешение перемещаться во времени».
«Арбукез Мобешти — Всесовету. Относительно крауготов и ихневмонов. Защитили десять тысяч диссертаций, описывают переброски одного грамма вещества на один метр. Сверхкраугот Бахтин собрал множество чудаков-изобретателей, а крауготам заявил: их науку может родить факт транспортации, как астрономию родил чудак — изобретатель подзорной трубы».
«Арбукез Мобешти — Всесовету. Относительно времени первой транспортации. Может быть осуществлена через сто лет. Бахтиным подключены к работе писатели, они пишут о мучениях чудаков-изобретателей, ярко показывают возможности телепортации».
«Арбукез Мобешти — Всесовету. Относительно открытия телепортации объявлено: не осуществится никогда, доказано крауготами: человек прибудет на другую планету мертвым. Возмущен, прошу разрешения открыться людям».
«Арбукез Мобешти — Всесовету (сверхсрочное). Относительно телепортации собаки на сателлит Земли — все прошло удачно».
«Арбукез Мобешти — Всесовету. Относительно сверхкраугота Бахтина. С помощью толкача Нехалова, добывшего материалы, построена машина телепортации, изобретение Григорьева. Может телепортировать человека, по требованию крауготов машина опечатана. В плане намечены тридцать лет опытов над животными — для выработки теории».
«Арбукез Мобешти — Всесовету относительно телепортации лабораторной кошки Улианы — все прошло удачно».
ДЕСЯТЬ МИНУТ ГРИГОРЬЕВА
Дежурил у машины Семушкин, человек покладистый за бутылку арманьяка. Он и пустил их в башенную пристройку, к Машине. И когда все уже было сделано и Григорьев лежал в машинной, Бахтин спросил его шепотом:
— Жене позвонить?
— Моей?
— А чьей же? — поразился Бахтин.
— Не надо звонить, — пробасил Григорьев.
— Ты хоть намекал ей? — заинтересовался Бахтин.
Григорьев промолчал, и Бахтин ушел. Но приник к двери и стал глядеть в специально проделанную им дырочку. Телевизорам он не доверял. А в машинной оставаться не разрешалось.
Бахтин стоял, изолировавшись резиновым ковриком, а Григорьев остался один. Ему было как-то не по себе. Не то чтобы он боялся, нет… Он покосился на дверь.
Гм, дверь… Обита, за ней стоит Бахтин и… ждет. Чего?.. Успеха, конечно. А кричать не нужно, микрофон держит черное свое ухо рядом с губами, он настороже…
Микрофон караулит все его слова и, быть может, предсмертный крик. В него сейчас можно сказать Бахтину (и Машине): «Знаете что? Идите вы все к черту с вашей телепортацией, я пошел домой, изобретать буду, но летать не стану». А кто станет?.. Вдруг это больно? Собака и рвалась, и визжала.
— А я не заору, — пробормотал Григорьев. — А Мария? Вот бы увидела.