Купол над бедой

Несмотря на разрешение общаться с членами Дома, с социальной жизнью ничего не вышло. Обычно по всем вечеринкам, обедам и пикникам я ходила с Максом, а его-то и не было рядом. И я чувствовала себя то ли ненужной, то ли неуместной, а настроение у меня стремительно портилось в любой компании.

Возможно, стоило попытаться присоединиться к вечерним посиделкам: несмотря на весь свой индивидуализм, сайхи были очень компанейскими товарищами. В Доме постоянно жило не так много народу: да и зачем в нем жить, спрашивается, если по порталу можно уйти куда угодно в радиусе доступа, - но вот проводить вместе время они любили. Есть вкусную еду, петь и слушать песни, смотреть, как играют дети, а то и принимать участие в их забавах. И дом Утренней Звезды их предки строили для жизни, а не для войн, забытых со времен Раскола. Разумеется, в нем были и системы безопасности, и охрана, и специалисты по боевым заклятиям, но это не было главным. И вряд ли бы меня прогнали, приди я в любую компанию: у сайхов так было не принято, меня даже звали прийти несколько раз. Но сил идти к людям у меня не было, да и портить им настроение своим присутствием не хотелось. Они были светлыми и веселыми, а я... Я чувствовала себя слишком грязной и никак не могла отмыться, потому что под кожу вода не попадала.

Так что у меня не было вечерних посиделок, но зато были сны, в которых я кого-то бесконечно искала то в старом Питере, то в разрушенном городе, куда меня возил князь. Почему-то во сне Димитри был именно князем, а не наместником.

Тесса Гаир пришла на совет Дома одной из первых, но почему-то одна. Исиан посмотрел на нее, чуть приподняв бровь. Она училась вместе с Максом и Алисой, они дружили втроем, потом их пути разошлись. Тесса вернулась в Дом, чтобы спустя несколько лет возглавить свою Семью, ценившую ее таланты и достоинства, Макс и Алиса выбрали другую судьбу, но они все равно продолжали общаться. Исиан не хотел давить на Алису официальным требованием явиться на совет и обратился к Тессе за помощью.

- Она придет? - спросил Исиан вполголоса.

- Не знаю, - Тесса пожала плечами. - Я ей передала, что совет собирается.

Потом подошли остальные, облеченные доверием своих Семей, и специалисты, заслужившие своей работой право решать судьбу Дома, среди которых был и Макс, но Алиса так и не появилась.

   Они начали совет молчанием, потрясенные открывшимися обстоятельствами. Разумеется, все уже ознакомились с ее отчетом и слепками памяти, комментариями магов и следователей Дома, и молчание было способом отдать дать уважения чувствам друг друга. Чужаки не только не соврали, в некоторых местах они даже преуменьшили подвиги Алисы, исходя из этики, давно забытой в Созвездии, в которой насилие может быть не преступлением, но долгом и чуть ли не подвигом. Неприятно всех удивило и отсутствие Алисы. Впрочем, это ее решение они не обсуждали.

   Исиан, как всегда, говорил первым.

- В наш Дом пришла беда, - сказал он. - И, наверное, мы все повинны в ней. Мы были невнимательны, и наша девочка забыла о гармонии Вселенной и выбрала насилие как способ общения и донесения своей позиции до разумных существ. Она отнимала жизни и причиняла боль, и принесла свою историю в Дом. Мы все запятнаны, потому что все, что она сотворила, она делала как одна из нас, одна из Утренней Звезды. И теперь нам надо решить, как обойтись с ней и что рассказать нашим детям, когда нынешнее поколение малышей вырастет достаточно, чтобы задавать вопросы о ее печальной истории.

Макс, не опоздавший по чистой случайности, слушал отца, откинувшись на спинку кресла. Большой совет Дома на его памяти собирался считаное число раз, и обычно говорили на нем о событиях, несущих радость Дому и каждому его обитателю. Сейчас всем было горько: человек, чьи дурные деяния собрали их, не пришел на совет. А ведь в зале было не семь и даже не четырнадцать глав Семей, а чуть больше, чем четыре раза по семь. Сидеть или стоять перед ними, ловить их взгляды и слушать, что они говорят... Макс понимал и Алису, и отца: мысль переступить порог, зная, что все здесь лишь для того, чтобы обсудить тебя, вызывала стыд, а потребовать от человека присутствия, зная, насколько ему будет невыносимо, тоже никто не мог. У кого угодно слова на языке замерзли бы от страха причинить такую боль своему. Отец закончил, и за ним заговорили другие. Пока не о конкретных обвинениях и их формулировках, сперва надо было выразить свою боль. И наконец случилось то, чего Макс ждал.