Перед декабрьским вылетом в Стокгольм Димитри наконец получил от аналитиков доклад о вероятных точках культурного конфликта с местными. Читать доклад пришлось в самолете, хотя отношения к цели поездки он и не имел. Из доклада самым прямым образом следовало, что досточтимых надо останавливать в их рвении наставлять местных на путь Пророка и Искусства. Академия, судя по уже достигнутым результатам, с завидным религиозным рвением решила повторить подвиг двухлетней давности по земному счету и поссорить имперскую администрацию со всеми местными разом. Досточтимые, как обычно, начали диктовать свои представления о должном и недолжном прямо поверх местных обычаев. Как всегда, они дали этим обычаям нелестную оценку и начали вносить свое, не интересуясь тем, насколько люди готовы их слушать и заменять привычное на предложенное.
Они успели вмешаться в жизнь местных именно там, где это вмешательство меньше всего способствует взаимопониманию, и уже почти наработали на вражду. Осуждая и угрожая, они запрещали местным отдавать дань уважения их мертвым привычными способами. То, что они предлагали, воспринималось уроженцами края как оскорбительное и пренебрежительное отношение к их святыням. Нужно было ждать возражений, и не только от частных лиц. Князь усмехнулся над распечаткой. Ему было бы очень интересно посмотреть на конфликт Академии Аль Ас Саалан и полиции края, которой нужно вскрыть захоронение и исследовать останки для разбора уголовного дела и установления истины. В общем, объяснить это все досточтимым было невозможно, даже если этих всем составом запихать в портал и потребовать у магистра замены каждому. Так что появление проблем было неизбежной частью будущего. Но Димитри уже был предупрежден, а досточтимые - нет. Оставалось дождаться, когда они обнаружат проблему и удивятся. После этого и можно будет начинать с ними разговаривать. Остальные листы доклада князь читал очень медленно, а закончив, попросил кофе и конфет. Конфет было почти два десятка, и их все равно не хватило.
Академия со свойственной ей непосредственностью вмешалась в медицинские практики местных, и это было немногим легче того, что они уже наделали на атомной станции. Да, в этих практиках были возможности для злоупотреблений, в том числе и для тех, которые по меркам империи могли быть расценены как некромантия. Но эти злоупотребления были возможны не там, где их нашли досточтимые. А то, что они нашли, было просто лекарским ремеслом, очень далеко убежавшим вперед от уровня, известного саалан. Просто другим способом выразить любовь к близкому или другу и заботу о нем. Всего лишь новым для саалан способом помочь людям. Что же до некромантии, под этим небом ее нужно было искать среди отношений живых с живыми. Это было непостижимо, непредставимо и дико. Как одна луна между звездами. Как съедобные птицы. Как толстые и сытные грибы. Как пищевые злаки в количестве больше десятка. Как лен, шелк и эта их ткань из древесины, вискоза.
Князь вздохнул и вернулся к докладу. Досточтимые были правы в одном: суверенность семьи в крае была чрезмерной, и это придется менять, даже если трения будут неизбежны. Часть местных семейных практик была откровенно жестокой и вредительской, еще часть легко определялась как некромантия, но проходила по категории отношений матери и ребенка и, следовательно, была частным делом семьи. И вместо того, чтобы мешать работать медикам и полиции, Академии следовало заняться защитой и охраной женщин, потому что в сложившихся условиях местные традиции и практики именно их ставили под удар прежде всего.