Купол раздора

Сереж, едешь в Москву, это не обсуждается! Я могу взять с собой только троих из вас. Чтобы при посадке на поезд по количеству наших у них не возникло вопросов. А мы втроем останемся здесь. Надолго. — Трофим серьезно посмотрел на каждого из присутствующих, пытаясь увидеть реакцию. — Родным сможете завтра позвонить по нашему каналу и предупредить, чтобы не ждали. В ближайшее время. Подумайте и решите, кто со мной.

— Да я поеду! Че там, заживу по дороге! — выпалил Серега.

— Не трать калории на пустые споры. Ты родителей хочешь оставить без единственного сына?! Все! Вопрос закрыт, — далее Трошка уже не слушал Сережу.

— Я! Это не обсуждается, я поеду, мы… — подал голос Паша.

— Во дает, не обсуждается! Дисциплину соблюдаем, рядовой Павел! Я подумаю и решу насчет тебя.

Хвост посмотрел уныло на костер, кинул в него шишку и пробурчал: «Не могу. Мама там одна, ждет. Никак не могу…».

Тощий человек в порванном бушлате и серой кепке, освобожденный из тюрьмы, поднял руку и сказал сухо, даже не смотря на остальных:

— Я иду.

— Константин Иванович, но Вас же в Москве ждут! Ваш опыт там сейчас нуж…

— Я иду. Так надо, — перебил Константин Трофима.

Еще один боец, что вместе с отрядом Трофима прибыл сюда из Москвы, поднял руку. Выразил волю молча, но с улыбкой на лице и блеском в глазах. Его зовут Леша, так сложилось, что за последние несколько дней Паша к нему привязался, как к старшему брату.

Алексей — высокий мужчина, с короткими рыжими, блестящими на солнце волосами, на лице щетина, а под ней постоянно можно наблюдать улыбку, даже когда ситуация на то не располагает. Бывает, взглянет на тебя, ухмыльнется, радость расползается по широкому лицу. Любит пошутить, выпить, мастак выдать, порой неожиданно, поговорку. Например, бежал как-то на врага, паля во все стороны из автомата, выкрикивая: «Обиженный народ хуже ос жжет!». Или же, бывало, сидя у костра вечером, похлопывая одного из товарищей по плечу и высказывая свою поддержку и уважение, говорил: «Партизан гордится не нарядом, а своим отрядом».

— Ну что же… Спасибо вам, братья. Давайте отдохнем, перекусим. Несите чайник! В карты может? А?! — серьезное лицо быстро сменилось на веселое, будто маска древнегреческого театрального актера.

Трофим похлопал Лешу по плечу, оглядел поляну, свистнул костровому и вытащил потрепанные карты. Был ли он на самом деле так жив и полон сил или лишь хотел воодушевить всех остальных — неизвестно, но скорее правда и то, и то. Спустя несколько минут он оглянулся по сторонам, покашлял в здоровенный кулак и подошел к Паше, что стоял у дерева и задумчиво вглядывался вглубь леса. Трошка крепко обнял племянника и молча похлопал его гулко по спине.

— Позвони своим в Москву. Прямо сейчас. Я поддерживаю тебя, горжусь тобой. Но пока родня не даст добро… Не спорь, пожалуйста, и обсуди все сначала. Пойдем.

Радиосвязь сотворила свою магию — на связи Москва. Поддерживать контакт на таких огромных расстояниях позволяла радиотехника, используемая КГБ СССР, и которой спустя время довелось попасть в нужные руки. Конюхов, по просьбе Трофима, пригласил Веру и родителей Паши, находящихся в данный момент в Москве, прийти в штаб и поговорить с ним. Приглашение побежало по кабелям домашних телефонов и вскоре Вера, примчавшись к Конюхову первой, приложила трубку радиостанции к уху, молча вслушивалась под громкий стук своего сердца.

— Привет, милая. Со мной все хорошо, жив-цел орел. Не пугайся, что так поздно тебя дернули. Но и вправду дело важное. Есть задание. Только никому ни слова, договорились? Нас отправляют за купол на разведку, на поиски заграничных контактов и информации. Трофим во главе отряда. За ним, ты знаешь, как за каменной стеной. Я понимаю, что это звучит страшно, знаю, что ты безумно переживаешь, но ведь ты как никто другой понимаешь при этом, что тот путь, на который мы встали… С него трудно свернуть. Я чувствую свой долг, призвание. Я вернусь домой, обязательно вернусь. Но сейчас мы с дядей должны сделать следующий шаг на пути нашего народа к свободе, к справедливости, понимаешь? Ты конечно же все понимаешь, моя девочка. Я люблю тебя. Не молчи, пожалуйста…

Вера не дала тишине надолго повиснуть между ними:

— И я тебя люблю, Паш… И да, я безумно переживаю, и когда пропадет связь, когда не будет возможности связаться вот так, я даже не представляю, что я буду чувствовать? Не хочу думать об этом. Но понимаю, что ты — это ты, что ты нужен дяде, своей стране. Ты нужен и мне, помнишь? Очень нужен, Паш. — девушка утерла слезы, которые так предательски хлынули. — Но ты вернешься, скоро вернешься. Поэтому пусть твое сердце будет согрето любовью, думай обо мне, когда в твоей голове будет закладывать мысль броситься на амбразуру, забыв о себе в моменте. Береги себя! Ты мой герой, ты моя любовь.

Влюбленные проговорили еще какое-то время, впрочем, оно было не безлимитным. Дело близилось к ночи, да и родители Паши приехали в штаб и ждали в другой комнате, когда и им выпадет возможность поговорить. Наконец, их впустили, и Вера передала им трубку.