Купол

Последние три (или четыре?) дня Боря пил в одиночку. (Однохарыцик? Да! И горжус-с-с!) Принимал стакан, немного сидел, разговаривая сам с собой, а после второго полз «в отрубя», через открытую заднюю дверь, на тряпье, постеленное в машине. Проводил в забытье несколько часов, потом опять пил стакан… (Ванька-встанька? Да! И горжус-с-с!) Говорят, после этого приходит «белочка». (Ишшо не было! Горжус-с-с!)

В Бориной голове все перемешалось. Он смутно подозревал, что пропил новую запаску (выручил хорошего человека, но вот кого — убей…). Наручные часы бесследно сгинули еще в начале запоя. О деньгах и речи нет… но если сейчас не похмелиться, то все, кранты. Без вариантов.

Боря качался взад-вперед на стуле, соображая, у кого занять и где взять. Похоже, все способы раздобыть «ханку» были исчерпаны, и даже (о, ужас!) пропиты две банки великолепных красных помидор, Танькина гордость, которые она самолично вырастила, закрыла и берегла к приезду мамы.

«Танька узнает — убьет, как пить дать… пить дать… пить дать… выпить дать…»

Боря не знал, день сейчас или ночь, и какая погода стоит за железными воротами. Но он чувствовал, что отоспаться ему не дадут ребята с длинными ножами. Есть лишь один способ ненадолго избавиться от них… А посему надо куда-то идти и что-то делать.

— Под лежачего Борю вода не течет, а уж «ханка» — тем более, — прохрипел он мудрость собственного разлива. И стал собираться.

Боря жаждал чуда. Перевернется машина с водкой, или кто-то потеряет кошелек, или веселая компания забудет под лавочкой едва початый пузырь, или троица за углом вдруг угостит, а не даст в морду…

Боря включил верхний свет, посмотрел в обломок зеркала, прилепленный изнутри железных ворот; там была видна опухшая до глупости, заросшая и грязная морда. К тому же от него воняло. Но ему было все равно. Желание похмелиться убило напрочь все остальные чувства. И если бы Боря стал попрошайничать, его совесть так и не вылезла бы из своего угла. Он накинул рабочую куртку и вышел, с трудом заперев тугой замок.

На улице было пасмурно и сумрачно, как бывает ранним летним утром или поздним вечером. Прохожих не было, и Боря решил, что сейчас утро. Это его немного взбодрило — днем его шансы больше. Он бесцельно бродил по пустым улицам и тихонько хрипел: «Хосподи, не дай помереть, помоги. Хосподи, не дай помереть, помоги». Он нашел две монетки по десять копеек, но этого было ничтожно мало. Еще одна монета лежала около урны. Боря нагнулся, заглянул за урну — и не поверил глазам.

Его мечта стояла на заплеванном тротуаре, среди смятых окурков, между урной и грязной стеной. Быстро оглянувшись, Боря осторожно взял за горло пузатое сокровище. Литровая бутылка водки! Запечатанная! И наяву!

Он спрятал находку под куртку, воздел глаза к серому небу и, глотая слезы, прошептал:

— Есть Бог! Спасибо, Тебе, Хосподи! Слава Тебе, Хос…

Вдруг из-за крыши ближайшей пятиэтажки бесшумно выплыло нечто. Шар, черный на фоне серых туч, весь утыканный шарнирными стержнями, которые оканчивались ребристыми площадками. Стержни шевелились, как иглы морского ежа, шар медленно летел над домами. Он пересек улицу по диагонали и скрылся за домами на другой стороне.

«Ё-моё, — испугался Боря, — вот оно как бывает. Не иначе, «белочка» меня настигла. Надо завязывать. Ох, надо завязывать…»

Он побрел в сторону гаража. В конце концов, у него есть средство против «белочки», потому что она, по заверениям бывалых сотрапезников, всегда приходит с бодуна. И вообще — у него теперь есть все для недолгого счастья. По дороге все же не утерпел (благо, никого нет), прислонился к дереву на газоне, с трудом скрутил трясущимися руками пробку и сделал несколько жадных глотков. Занюхал рукавом. Это была водка. Настоящая и очень мягкая. Без обмана.

Придя в гараж, Боря поправил свое лежбище, достал из подвала банку огурцов и банку тушенки («Эх, хлебца бы… черного»), разобрал на столе и даже побрился старой щипучей электробритвой, что валялась на стеллаже, «Ну, вот… совсем другое дело…»

Драгоценную бутылку на стол не поставил, «упаси, Хосподи, уронить…». Налил стакан, пробормотал: «Прости, Танюша, но ты же видишь, что сам Бог подал…». Выпил, захрустел огурцом.

Когда водка «прижилась», Боря съел тушенки и высказал все, что думает о своем начальнике. Выпил еще. Самочувствие пришло в норму. От Бори досталось всем: нашим коммунистам, американским империалистам, и евреям, и гаду-соседу, и производителям носков, «потому ш-ш-шо воняют», а также многим другим людям, организациям и странам, не имеющим к Боре Васину ни малейшего отношения.

Примерно через час он устал от словесных баталий. Сказав: «А не пошли бы вы все на х…», заполз в машину и отправился туда, где на болотных кочках живут терпеливые ребята с длинными ножами.

Затинск, 2 августа 1982 года.

В кабинете Свиридова не было свободных мест. Иван Федорович прокашлялся и сказал:

— Доложите, что происходит. Вы, товарищ майор.

Начальник милиции подошел к карте поселка: