Куприн

Время всё лечит. Две жены Куприна расцеловались. После их встречи в Выборге протекло семнадцать лет.

   — А где Александр Иванович? — спросила Мария Карловна.

   — Он отдыхает в другой комнате, — отвечала Елизавета Морицовна. — Когда увидишь его, не удивляйся, Муся, он очень болен...

Мария Карловна увидела на диване полное Собрание сочинений Куприна, вышедшее приложением к журналу «Нива» в 1912—1915 годах.

   — Это принёс Вася Регинин, — объяснила Елизавета Морицовна, — Он сейчас трудится над интервью с Сашей...

Вошёл Куприн. Мария Карловна увидела маленького, худенького старичка в очках. Первые минуты её сознание не мирилось с этим, настолько он был не похож на себя.

   — Муся, он почти ничего не видит, — предупредила Елизавета Морицовна.

   — Кто это, Лиза? — с беспокойством спросил Куприн.

Голос его был хриплый, негромкий и без всяких интонаций.

   — Муся пришла.

   — Сашенька, это я, Маша.

   — Маша? — Куприн узнал её по голосу, — Подойди ближе. Ты где-то далеко, я тебя не вижу...

Мария Карловна подошла к Куприну. Различать собеседника он мог только под определённым углом.

   — Как поживает дядя Кока? — спросил Куприн о брате Марии Карловны, с которым раньше был очень дружен.

   — Николай Карлович умер в пятнадцатом году, Саша, — ответила та.

   — Лида тоже умерла, — сказал Куприн об их общей дочери и замолчал.

От прежней жизни в его памяти удержались только три имени: дядя Кока, Маша и Лида.

Уходила Мария Карловна от Куприных с тяжёлым чувством. Елизавета Морицовна просила чаще бывать у них, а Куприн, прощаясь, сказал:

   — Передай от меня поклон дяде Коке...

2

А в соседнем маленьком номере для прислуги Василий Регинин, которому дали в помощь молодого журналиста из «Известий» Николая Вержбицкого, готовил несколько материалов о знаменитом писателе. Прежде всего, надо было дать отчёт о приезде Куприна.

«В беседе с сотрудником «Известий» — ложились бодрые строчки, — А. И. Куприн выразил чувство огромной радости, испытываемой им в связи с возвращением на родину, о котором он давно мечтал.

   — В последние дни перед отъездом из Парижа, — рассказывает А. И. Куприн, — меня охватило такое нетерпения, что я готов был идти в Москву пешком. Я счастлив, что наконец слышу вокруг себя родную речь. Я никак не мог прийти в себя от радости, от чуда, что я снова у себя на родине. Я давно мечтал повидать новую Россию, новое её поколение, окрепнуть здесь, на родной земле, и снова начать писать. Я бесконечно признателен советскому правительству, давшему мне возможность вернуться в родную страну, оторванность от которой я так остро переживал все эти годы».

Готовые клише двух рядовых разбойников пера рождали очередную газетную утку. После отчёта было решено взять у Куприна интервью.

   — Предлагаю название: «Душа отогревается», — сказал Регинин. — Это утеплит тему...

   — Итак! — подхватил Вержбицкий: — «Что больше всего понравилось мне в СССР? За годы, что я пробыл вдали от родины, здесь возникло много дворцов, заводов и городов. Но самое удивительное из того, что возникло за это время, и самое лучшее, что я увидел на родине, — это люди, теперешняя молодёжь, дети...»

   — Хорошо, Коля, — подбодрил молодого человека Регинин. — Но будем конкретнее. Например, про метро. Давай сводим Куприна в метро: «Необыкновенно комфортабельное метро, которое, конечно, не идёт даже в сравнение с каким-либо другим метро в Европе. Впечатление такое, что находишься в хрустальном дворце, озарённом солнцем, а не глубоко под землёй. Таких широких проспектов, как в Москве, нет и за границей. В общем, родная Москва встретила меня на редкость приветливо и тепло...»

   — А теперь о москвичах? — предложил Вержбицкий.

   — Совершенно верно! «Во время прогулок по Москве меня очень трогали также приветствия. Идёт навстречу незнакомый человек, коротко бросает: «Привет Куприну!» — и спешит дальше. Кто он? Откуда меня знает? Вероятно, видел фотографию, помещённую в газетах в день моего приезда, и считает долгом поздороваться со старым писателем, вернувшимся с чужбины...»

   — Надо дать кого-нибудь из низов. Помнишь, Вася: «кухарка, управляющая государством».

«Молодой, да ранний», — подумал о Вержбицком Регинин и тотчас согласился:

   — Давай! Жми!..

   — «Со мной иногда заговаривали на улице. Однажды к нам подошла просто одетая женщина и сказала, подав руку: «Я — домработница такая-то. Вы писатель Куприн? Будем знакомы...»

   — Хорошо, Коля! Теперь развернём культурную программу. «Я побывал в кино и в «Метрополе». Шла цветная картина «Груня Корнакова». Каюсь, я следил за экраном только краем глаза. Моё внимание было занято публикой. Можно сказать, что в картине «Груня Корнакова» мне больше всего понравилось, как её воспринимает зритель, сколько простого, непосредственного веселья, сколько темперамента! Как бурно и ярко отзывались зрители — в большинстве молодёжь — на те события, которые проходили перед нами! Какими рукоплесканиями награждались режиссёры и актёры!..»