Куприн — мой отец

Куприн в 1914 году искренне поверил в «священную» войну во имя спасения родины от «гуннов». Немало было в то время писателей и поэтов, в том числе и либерально настроенных, воспевавших войну. Многие стали офицерами. Куприна как поручика в запасе призвали на службу. В начале войны он пишет одноактный водевиль «Лейтенант фон Плашке», высмеивавший немецкий милитаризм, и сонет «Рок»:

За днями дни… и каждый день все то же.
В грязи… в снегу… под ревом непогод.
Без сна… без смены вечно настороже
Забывший времени обычный счет…
Ложась под нож, на роковое ложе,
Бесстрашно смерть встречая в свой черед…
Великий подвиг совершает, Боже,
Смиренный твой, незлобливый народ!
Без хитрости, корысти, самомненья,
О завтрашнем не помышляя дне,
Твои он исполняет повеленья,
Не ведая в губительном огне,
Что миру он несет освобожденье
И смерть войне.

20 января 1915 г.

В нашем доме был устроен госпиталь. В большую комнату, которая служила нам гостиной и столовой, поставили десять коек, а в соседней маленькой комнатке была устроена перевязочная.

К нам привозили солдат с несерьезными ранениями. Мне сшили костюм сестры милосердия, и мама, вспомнив молодость, тоже надела форму. Я помогала по мере сил, рассказывала солдатам сказки, играла с ними в шашки.

Старый, но еще крепкий кирасирский генерал Дрозд-Бонячевский был гатчинским комендантом. Он приехал инспектировать наш госпиталь. Отец вспоминал, что комендант неизменно интересовался тем, что читают солдаты, одобрил «Новое время» и «Колокол», не терпел «Речи». «Слишком либера-а-а» (говорил он врастяжку, не договаривая последних слогов).

— И надеюсь также, что сочинения Куприна вы им читать не даете. Сам я этого писателя очень уважа-а-а, но согласитесь с тем, что для рядовых солдат чересчур, скажем, прежде-е-е…

С этого момента у нас в семье началась игра в недоговаривание слов. Мы говорили: «Мне ску-у-у», «Давайте поигра-а-а» и так далее.

В 1914 году Куприна мобилизовали по собственному желанию и послали в Финляндию на военную службу. Там он обучал солдат и временно командовал ротой.

Военная служба не оставляла Александру Ивановичу ни одной секунды свободного времени для творчества, о чем он писал Н. Телешову из Гельсингфорса в ответ на предложение последнего прислать что-нибудь для одного из подготавливаемых «Средой» литературных сборников. За время военной службы он написал лишь один небольшой рассказ — «Драгунская молитва». Об этом рассказе он сказал позднее: «Не думайте, что я пишу что-нибудь о психологии солдат на войне. Нет, там больше говорится о кавалерийских лошадях. Писать военные рассказы я не считаю возможным, не побывав на позициях. Как можно писать о буре в море, если сам никогда не видел не только легкого волнения, но даже самого моря? На войне я не бывал, и потому мне совершенно чужда психология сражающихся солдат…»

В этот период Куприн явно идеализирует взаимоотношения солдат и офицеров.

По мнению начальства, свои обязанности он выполнял аккуратно, точно и незамедлительно.

«…Его положительно… обожали солдаты за простое доверчивое к ним отношение, за внимание к личным особенностям каждого подчиненного, за исключительную отзывчивость и заботы, а также за живой и мягкий характер», — писал корреспондент «Русской иллюстрации» в 1915 году. — Исполнение обязанностей строевого офицера давалось Куприну нелегко: «В строю ходить с солдатами еще могу, но делать „перебежки“ — невозможно… Задыхаюсь. Да и нервы сильно стали пошаливать… Хочу что-нибудь сделать и забываю или делаю совершенно другое… Простой бумажки составить не могу. Надо мной и то смеялись, говорили, что после „Сатирикона“ самое смешное — мои рапорта, а я писал совершенно серьезно».

«…Сам я сейчас ничего не пишу. Принимаюсь за рассказ и скоро обрываю работу. Я занят и по-настоящему увлечен военными уставами», — рассказывал Александр Иванович Василию Регинину, приехавшему по поручению газеты «Биржевые ведомости» в Гельсингфорс.

Он жалуется на вечные материальные трудности:

«Ничего у меня, кроме долгов, нет. Дом два раза заложен, многие вещи, как говорится, в „починке“. Были кое-какие ковры, да камни, да цепочка, все „чинится“. Чем объяснить это: непрактичностью, глупостью или расточительностью? Право, не знаю! Главная причина некоторых лишений — моя доверчивость. Я всегда верил слову человека, — даже тем, которые меня обманывали по два-три раза. В контракты не вчитывался, в юридическом крючкотворстве не разбираюсь, и, быть может, отсюда мои материальные неудачи…