Куприн в дегте и патоке

Перед возвращением Куприна из-за границы советская пресса вела себя сдержанно. Что если операция сорвется? Возьмет старик да заупрямится. "Правда" сообщила о выезде Куприна из Парижа 31 мая, когда его встретили в Москве. Пока Куприн был жив, авторы, писавшие о нем, как и компетентные органы, все же осторожничали: вдруг кто из иностранных журналистов, знавших Куприна много лет, опровергнет опубликованную чепуху. А в советских издательствах будто плотину прорвало: отдельные издания, дешевые и подарочные, рассказы для детей, избранные однотомники и собрания сочинений -- миллионные тиражи.

Из многочисленных монографий, посвященных Куприну, статей и комментариев к его сочинениям советский читатель знал, что Куприн дружил с основоположником соцреализма Горьким. Но не положено было знать, что Куприн порвал с Горьким и его издательством "Знание" из-за расхождения во взглядах, сочинил на него злую пародию, а сотрудничал с Арцыбашевым, печатался в журналах "Мир Божий" и "Русское богатство", которые противостояли марксизму.

В советских исследованиях доказывалось, что статьи Куприна времени революции выражали радость перемен. Но замалчивалось, что речь шла о февральской революции. Как бы забывалось, что его рассказы "Гатчинский призрак", "Открытие", "Старость мира" полны скепсиса. Не упоминалось, что Куприн был арестован большевиками и лишь по счастливой случайности, в отличие от Гумилева, избежал расстрела.

В предисловиях и послесловиях компетентных авторов непременно говорится о том, что покойный писатель, хотя и был талантлив, "часто заблуждался, но в конце концов пришел к единственно правильному решению, что только величайший гений социализма ведет к расцвету человечности в этом измученном противоречиями мире". И еще: "Он гневно восставал против врагов Октябрьской революции и вместе с тем сомневался в ее успехе и в ее подлинно народной сущности".

Оказывается, эмигрировал Александр Иванович по недоразумению: "Поступок этот был неорганичен для него, был случаен", в эмиграции он "почти бросил писать". Это все сочинил о Куприне достойный человек -- Константин Паустовский. Что греха таить, в отличие от героинь купринской "Ямы", советским авторам приходилось торговать не только телом, но и душой.

Из статей самого мастера, опубликованных на Западе, из воспоминаний его современников явствует, однако, что он "восставал" не против врагов Октябрьской революции, а против самой революции, утверждая, что, кроме бедствий, ничего она народу не принесла и не принесет.

Социализм виделся писателю серым существованием. "За счастье людей 33-го столетья, -- пишет он, -- нет никакого интереса разбивать голову". Проще говоря, Куприн за живого человека и против идеи насильно его осчастливить. Замысел Ленина только начинал реализовываться, а Куприн уже видел его суть: "Даже если эксперимент будет неудачным, если миллионы погибнут, а миллионы будут несчастны, он -- эта помесь Калигулы и Аракчеева -- спокойно оботрет нож о фартук и скажет: "Диагноз был поставлен верно, операция произведена блестяще, но вскрытие показало, что она была преждевременной. Подождем еще лет триста..."

Коммунизм для Куприна -- это "рай под заряженными ружьями". Именно из этого рая он бежал, а не просто по недоразумению "оказался на своей даче в Гатчине, отрезанным белыми от Петрограда". Именно осознав суть власти в городе на Неве, стал Куприн редактором антибольшевистской газеты "Приневский край". Эмигрировал не "в состоянии растерянности" и не "случайно", как написано в его советских биографиях, а вполне целеустремленно спасался от террора.

Лишь только Куприн отошел от революции, творчество его начало, писали критики, затухать. Его бранили за отсутствие "передового мировоззрения". А у него всю жизнь было отвращение к толпе. Революция для него -- бессмысленное движение массы людей, и больше ничего. Сразу после Октября он мягко заявил, что учение о диктатуре пролетариата "перешло в дело не вовремя". В одном он ошибся: считал, что новый порядок долго не продержится.

Эмиграционный период был малоплодотворным в творчестве Куприна, узнаем мы из советских исследований. "На чужбине писатель не создал ничего значительного, мучительно тосковал по России и постепенно осознавал свои ошибки".

А в действительности с 23-го по 34-й год Куприн издал шесть книг, написал пятьдесят новых рассказов и три большие повести, фактически романы. А еще его многочисленные статьи и эссе. Правда, в них прошлое России представляется не столь мрачным, как раньше. Но мы понимаем почему. Все познается в сравнении. Написанный в Париже дневник путешествий по Франции "Юг благословенный" демонстрирует нам стиль зрелого журналиста, каковым Куприн был с молодости, когда в начале века описал свой полет на одном из первых самолетов, едва не стоивший ему жизни, когда ради того, чтобы понять, что есть в жизни риск и страх, заходил с папиросой в зубах в клетку к тигру -- покурить.