Куприн: Возмутитель спокойствия

Первого ноября[47*] 1919 года Куприну пришлось спешно принимать решение, о котором потом тяжело и больно было вспоминать: бежать или не бежать из Гатчины? Хотя, казалось бы, формально он был освобожден от сомнений: раз мобилизован, значит, будь верен армии, иначе дезертир. В этот трудный момент он оказался один. Елизавета Морицовна вспоминала:

«Было очень голодно. Я решила с десятилетней Ксенией ехать “мешочничать” в Ямбург. Приехали туда. Стоим в очереди перед каким-то магазином, и вдруг проносится слух, что белые бегут из Петрограда. И действительно появились беженцы на извозчиках, на велосипедах, с детскими колясками, с тюфяками на плечах... Видим, идет и Александр Иванович. Бросились к нему обрадованные, а он — мрачный как туча. Сказал, что, узнав об отступлении белых, решил и сам идти, чтобы с потоком беженцев не потерять жену и дочь.

— Вы только подумайте, — сказал он, — что бы получилось, если бы я один остался в Гатчине, а вас белая армия поволокла бы с собой в Европу! Страшно представить!

— Как же все наши вещи, мебель? — спросила я у него.

— Бросил все на произвол судьбы, — ответил он. — Даже двери не запер на ключ. Зачем? Все равно тот, кто захочет, взломает.

— Так-таки и не захватил с собой ничего?

— Вот — чемоданчик... Положил в него томик Пушкина, фотографии Толстого и Чехова... кое-что из белья...

Больше всего муж жалел о своем архиве»[339].

Из рассказа Елизаветы Морицовны можно заключить: если бы они с Ксенией в тот решающий момент оказались рядом с Александром Ивановичем в Гатчине, то бегства не случилось бы. Да и Куприн позже говорил: «...мне, чтобы не потерять семью, пришлось отступить с войсками генерала Юденича на Запад»[340]. А вот их дочери Ксении те события запомнились иначе: отец ушел с белыми, они с мамой остались в Гатчине, потом испугались, что их в любой момент могут отрезать красные, решили его догонять, собирали вещи, отдавали Щербовым ковры, альбомы с фотографиями, письма, чудом сели в один из последних товарных поездов с тяжелоранеными, уходивший по направлению к Ямбургу.

Вряд ли когда-нибудь удастся воссоздать четкую картину. Надо учитывать и то, что Ксения писала воспоминания много позже, уже вернувшись в СССР. Факт один: 3 ноября 1919 года Северо-Западная армия оставила Гатчину. В тот же день туда вошли красные части. Советские газеты сообщили, что почти все мужское население Гатчины насильно уведено белыми, с белыми ушел и Куприн. Молодой тогда писатель Михаил Слонимский, секретарь издательства «Всемирная литература», позже вспоминал об отношении к этому поступку Куприна: «Как это могло случиться? Жив ли он? Не убит ли? <...> Нет. Куприн жив. Он ушел. Тот самый Куприн... добрый, любящий Горького, ушел с белогвардейцами. Ушел от своих книг, от чувств и мыслей, насыщающих лучшие его произведения, от своих героев, от живой жизни, от самого себя... <...> я старался постичь, как это так Куприн ушел с белогвардейцами, с ужасными персонажами “Поединка”, которых он сам обличал во всех грехах... И я верил рассказу одного гатчинского жителя, который утверждал, что к Куприну ворвались офицеры, силком напялили на него гвардейский мундир и увезли, как пленника. Я верю этому рассказу по сей день»[341].

Так началось бегство из России Всероссийского гатчинского жителя и возмутителя спокойствия Куприна.

Рубикон

Наш герой перешел Рубикон, и это не метафора. У него оказался свой Рубикон — река Нарова, разделившая его жизнь на две части. К восточному берегу реки его вместе с разгромленными северо-западниками прижала Красная армия. А на западном берегу он видел мирные дома независимой Эстонии, не желавшей впускать деморализованных, полумертвых от усталости, вооруженных людей, да еще и с тысячами гражданских беженцев. (В ловушке оказались два армейских корпуса, шесть пехотных дивизий, ряд отдельных воинских частей, тыловые службы и подразделения.)

По какому мосту через Нарову Александр Иванович покинул Россию? У деревни Криуши или у Скарятиной Горы? Когда именно? 9 ноября 1919 года он еще был в Ямбурге. Руководство Эстонии, понимая, что Белое движение терпит крах, и желая мира с Советской Россией, выжидало. К 10 ноября оно даже потребовало разоружения Северо-Западной армии и ее ликвидации. Ожидая решения своей судьбы, тысячи изможденных людей стояли у мостов через Нарову. Ударили морозы, раненые примерзали к земле. Людей косил тиф. Где-то между ними был и Куприн.

Он потерял семью еще в Ямбурге. Елизавета Морицовна вспоминала, что муж отправился в Нарву, а они догоняли его пешком, ночевали у какого-то сапожника, во двор которого утром упал снаряд... Потом и они оказались у проклятых мостов:

«Здесь через мост не пускали без специальных пропусков. Я стою и плачу. Подходит какой-то человек с красным крестом на руке.

— Что с вами?

— Не пропускают!.. И я потеряла мужа!

— Кто ваш муж?

— Писатель Куприн.

— Ах, это вы и есть его пропавшая семья!.. А он вас везде ищет... Едем в Ревель!