Куприн: Возмутитель спокойствия

— Не понравилось мне одно: ты вначале очень конфузился — не знаю кого, а потом разошелся и стал занимать общество военными анекдотами. И мне хотелось сказать тебе словами ефрейтора Верещаки: “Вижу я, что ты уже начинаешь старацця”. А когда ты это делаешь в обществе, то мне это неприятно»[102].

Сразу видно: Мария Карловна была дама резкая, нелицеприятная. И с мужем не церемонилась. Однако ладила с его матерью Любовью Алексеевной, которая вновь присоединилась к ним. Вернее, думается, Любовь Алексеевна умела ладить с ней; она давно научилась ладить с кем угодно. И всегда занимала сторону невестки. Тем более теперь, после рождения Люлюши, к которой она очень привязалась.

Куприну приходилось всем угождать. Чтобы потушить скандал с Карышевой, он даже пригласил в Мисхор ее сыновей.

То ли желая отомстить мужу за его прошлое, то ли по легкомыслию молодости, Мария Карловна постоянно заставляла его ревновать. Вот и теперь ее подруга, соседка по даче, случайно (а может быть, очень даже специально) разоткровенничалась с Куприным о том, что брат ее мужа раньше ухаживал за Мусей, но вы не подумайте, ничего такого... Видимо, произошла крупная ссора, потому что в конце августа Куприн оказался в одиночестве в Одессе и так бурно заливал там горе, что писал Миролюбову с просьбой выслать 50 рублей. Вернуться в Петербург ему было не на что.

Остановиться он уже не мог и всю осень пребывал в пьяной депрессии. Тяжело переживал трагическую весть из Киева: летом скоропостижно скончался Миша Киселев. В октябре поделился с его вдовой: «Моей девочке 10 месяцев и 25 фунтов. Это самый суровый и капризный деспот, каких только можно себе вообразить. Она — радость, но все остальное скверно. Тяжела жизнь, сплетни, пересуды, зависть, ненависть. О, во сколько раз я был беззаботнее, счастливее, сильнее и талантливее, когда жил у вас на печке и воровал вашу наливку»[103]. Александр Иванович начинал тяготиться пребыванием в своем семейном доме. Именно в это время он писал «Белого пуделя», где ему чрезвычайно удалась картина детской истерики: «...виновник... суматохи, ни на секунду не прекращая своего визга, с разбегу повалился животом на каменный пол, быстро перекатился на спину и с сильным ожесточением принялся дрыгать руками и ногами во все стороны». Думаем, он видел это ежедневно, потому большей частью заседал в «Капернауме» и дошел наконец до рецидива.

Поздним октябрьским вечером 1903 года к Марии Карловне явился дворник с вестью о том, что внизу ждет городовой, а где-то в участке сидит ее муж, у него нет документов, так вот нужно удостоверить личность. Мария Карловна, дочь почтенных родителей, оказалась в участке! Там, содрогаясь, увидела мужа и его закадычного приятеля карикатуриста Петра Троянского. При составлении протокола поняла, что они повздорили с полицией из-за каких-то девиц легкого поведения, помешали какой-то облаве... Куприна не смутило, что его жена вынуждена при всем этом присутствовать. Когда он стал читать протокол, под которым должен был расписаться, рассвирепел и стукнул пристава протоколом по физиономии. Снова проснулся поручик! Троянский не возражал против дебоша — он тоже в прошлом был военным, и тоже презирал полицию.

Куприна и Троянского судили, и две недели они просидели под арестом в Литовском замке. Так начиналась скандальная слава писателя в Петербурге и вместе с ней кончалось терпение Марии Карловны.

Закончился же этот непростой 1903 год катастрофой: Александр Иванович заболел брюшным тифом и чуть не умер. Это было первое «чуть не умер» в его лихой биографии. Болел Куприн тяжело, с бредом, страшными брюшными и головными болями. Испугался. Как любой здоровый человек, он раньше здоровья не замечал. И не думал о смерти. Теперь же настойчиво просил жену в случае трагического исхода выполнить его волю. Во-первых, до последнего момента держать его за руку, но как только он умрет, больше не смотреть на него. Во-вторых, не носить траура. И в-третьих, проследить за тем, чтобы на похоронах не произносились пошлые, трафаретные речи.

Предполагаем, что Мария Карловна ухаживала за мужем без особого сочувствия, потому что после выздоровления он написал Чехову: «...в Крыму летом не буду и вообще начинаю кочевую жизнь»[104]. Похоже, что он говорил уже только о себе. Бунин в середине января 1904 года интересовался у Федорова, переехал ли в Одессу «Купришка»[105]. В том же январе Александр Иванович сложил с себя редакторские обязанности в «Мире Божьем». Он так и не сумел поладить с Богдановичем и Батюшковым, к тому же устал от сплетен: мол, этого «зятя Давыдовых» печатают в журнале только потому, что родственник.

Куприн хотел самостоятельности, строил какие-то планы, но 27 января 1904 года о многих планах пришлось забыть. Началась война с Японией, ставшая первым тяжелым испытанием для России в наступившем XX столетии. Она же стала первой войной, которую довелось пережить нашему герою (впереди будут Мировая, или, как ее называли — Великая, и Гражданская).