Куприн: Возмутитель спокойствия

«Раз сидели в ресторане у Иванова — на Большом проспекте, на углу Введенской — Куприн, Грин, совсем еще молодой Соколов-Микитов. <...> Язвительный Александр Степанович Грин что-то сказал, что Куприну не понравилось. Куприн был мастер ножи кидать... И вот Александр Иванович метнул в обидчика... вилку. Молодой Иван Соколов-Микитов подставил руку, вилка в руку вонзилась. <...> Уязвленный Александр Степанович Грин взял бутылку и ахнул Куприна по голове. Дело вышло бы худо, если бы Александр Иванович не имел обыкновения не снимать с головы татарскую тюбетейку. Что его и спасло»[286].

Байка, рассказанная Е. Д. Зозулей:

«Однажды Грин сидел с А. И. Куприным — оба были пьяны — за небольшим столом, подперев подбородок руками и изрыгая матерную брань. В точно такой же позе сидел и Куприн и так же, дожидаясь своей очереди, — произносил по адресу Грина те же многострадальные слова.

— Что это такое? — спросили их.

Грин ответил:

— Отойдите, не мешайте. Это борьба талантов»[287].

Байка, пересказанная Тэффи (Н. А. Лохвицкой):

«...кто-то сказал, что если попугая накормить укропом, то он погибнет в страшных мучениях. И будто бы, услышав это, Куприн всю ночь ездил по городу, искал укроп, чтобы накормить попугая и посмотреть, что из этого будет. Но была зима, и свежего укропа он не достал»[288].

Байка, рассказанная В. Крымовым:

«Было это, вероятно, в 1913 году, я сидел в своем рабочем кабинете на Невском, в Петербурге, когда, улыбаясь, вошел ко мне художник Троянский:

— Это ваш автомобиль стоит у подъезда? Я вам туда гостя посадил.

— Какого гостя, кого вы там посадили и зачем?

— Не беспокойтесь, он ничего не украдет, он там спит... — опять смеясь ответил Троянский. <...> Это Куприн... Пусть поспит, мы немножко с ним выпили... Возьмите его к себе, пока доедем, он очухается... <...>

Когда приехали на Каменный остров и остановились у дверей дома, Троянский соскочил, отворил дверцу и громко сказал:

— Александр Иванович, замечательный коньяк!

Действие этих слов было магическое — Куприн сразу проснулся»[289].

Байка, рассказанная С. Сергеевым-Ценским:

«Однажды в “Вене” собрался цвет столичной адвокатуры для чествования одного из светил своего сословия по случаю 25-летия его деятельности. <...> ...собралось человек пятьдесят, и они заняли целый зал ресторана, впрочем, только колонны и арки отделяли его от другого, общего зала. А в этом другом зале одиноко сидел за столиком у стены не кто иной, как Куприн. Одиноко и скромно. Он ничего не заказывал, так как денег у него не было ни копейки. <...> И вот к столу шумно пирующих адвокатов и дам, причем и те и другие были одеты как подобает в парадных случаях, подходит никому из них в лицо не известный, в поношенном пиджачке, коротенький субъект и говорит хрипло: “Господа, протанцевать вам  ‘джигу’, танец английских моряков? — Джига? Что такое джига?” <...>

Не успели сообразить пировавшие, что он такое делает, как он очутился уже довольно ловким прыжком на столе и начал топтать ногами тарелки и расшвыривать бутылки с вином... все с криками сорвались со своих мест, отбрасывая стулья. “А-ай! Сумасшедший!” — вопили дамы. Много костюмов, как мужских, так и женских было испорчено красным вином, горчицей и кусками дичи в жирном соусе»[290].

Байка, рассказанная С. Роговым:

«...в “Вене” мы как-то “хоронили” А. И. Куприна.

<...> После трех-четырех рюмок Куприн задремал; пробовали будить — спит.

— А ведь Саша-то умер, давайте хоронить, — предложил Шаляпин, и в один миг из стола соорудили катафалк, положили на него спящего Куприна, покрыли его скатертью, подняли “катафалк” на плечи, Шаляпин к концу салфетки привязал опорожненный соусник, и шествие, с пением “Вечной памяти” дважды прошло по общему залу между столиками и направилось по длинным коридорам отдельных кабинетов»[291].

Байка, рассказанная Н. Вержбицким:

«...однажды ночью мы ехали из Петербурга в Гатчину на автомобиле. Не ехали, а мчались, так как Александру Ивановичу хотелось, чтобы расстояние в 60 верст мы преодолели никак не больше, чем за 60 минут. <...>

Вдруг Александр Иванович заявляет, что ему хочется на ходу перейти к шоферу. Старые автомобили отличались такой конструкцией, что по внешней подножке можно было перебраться с мест пассажиров в изолированную и отделенную стеклом кабину водителя. Но для этого нужно было вылезти наружу.

Я решительно запротестовал против такого акробатического номера на полном ходу автомобиля и стал удерживать Куприна.

Он оттолкнул меня, нажал на ручку двери, она распахнулась, рванул ветер и... Куприн исчез. <...> Я был так ошеломлен, что не сразу догадался постучать водителю в стекло и объяснить ему, что случилось. Прошло, наверное, еще минуты две пока мы, наконец, остановились. <...>

Обнаружили Куприна далеко позади, лежащего на куче щебня. Он был без чувств. Лицо в крови...»[292]

...Между тем наступил 1914 год.

Глава шестая. ОКОЛО ВОЙНЫ

Куприн — ура-патриот! Что может быть смешнее этого?

Б. М. Киселев