Куприн

Однако годы общественной реакции не прошли бесследно для писателя. После разгрома революции 1905-1907 годов у него заметно падает интерес к политической жизни страны. Не было и прежней близости к М. Горькому. Свои новые произведения Куприн помещает не в сборниках «Знания», а в «модных» альманахах — арцыбашевской «Жизни», символистском «Шиповнике», сборнике московского книгоиздательства писателей «Земля». Если говорить об известности Куприна-писателя, то она в эти годы все продолжает расти, достигая своей высшей точки. По существу же, в его творчестве 1910-х годов уже заметны тревожные симптомы кризиса.

Купринские произведения этих лет отличаются крайней неравноценностью. После проникнутого ярким гуманизмом «Гамбринуса» и поэтичной «Суламифи» он выступает с рассказом «Морская болезнь», несколько необычная для Куприна по экзотичности материала (действие ее происходит сначала в Лондоне, а затем в Южной Америке, на вершине потухшего вулкана), в которой звучит отчаяние перед всемогущей властью капитализма, неверие в будущее человечества.

Гениальный ученый лорд Чальсбери, изобретший способ концентрации солнечной энергии, обреченно говорит в финале: «Общество подпадает власти самого жестокого деспота в мире — капитала. Тресты, играя в своих публичных притонах на мясе, хлебе, керосине, сахаре, создают поколения сказочных полишинелей-миллиардеров и рядом миллионы голодных оборванцев, воров и убийц. И так будет вечно. И моя идея продлить солнечную жизнь земли станет достоянием кучки негодяев, которые будут править ею или употреблять мое жидкое солнце на пушечные снаряды и бомбы безумной силы…» В эту пору пробуждается в Куприне сомнение в возможности социального переустройства общества.

Атмосфера, в которой жил Куприн в эти годы, как мы помним, также мало способствовала кропотливому литературному труду. К популярному писателю льнули подозрительные личности, репортеры желтой прессы, ресторанные завсегдатаи, которые были не прочь погреть руки у той свечи, на которой Куприн жег свой талант.

Литературному творчеству мешала и постоянная нехватка денег. Растут долги. «Я очень беден теперь и подрабатываю кустарным промыслом, — сообщал Куприн 20 апреля 1910 года Батюшкову. — За эти дни я написал 1) «В трамвае» (500 строк) для «Утра России»; 2) «Искушение» (600 стр.) для «Русского слова»; 3) «По-семейному» для корреспонд. бюро (300 стр.); 4) «Скэтингринк» для журнала Татаринова того же имени (300 стр.); 5) «Они будут…» для «Русского слова» (300 стр.); 6) «Леночка» для «Одесских новостей» (600 стр.); 7) статью о Твене (100 стр.) и 8) статью о П. Нилусе (о книге) 20 стр… На что мне жить? Я уже все заложил. Поневоле пишу что попало и где попало. Надо есть!» Как видно, Куприну на вершине своей литературной славы поневоле приходилось возвращаться к блиц-методам чернорабочей журналистики времен неустроенной киевской жизни. В таких условиях работал он и над созданием «Ямы».

Повесть писалась с длительными перерывами, вызываемыми и материальными затруднениями, и временным охлаждением писателя к своему детищу. Первая ее книга появилась в 1909 году, закончилась же публикация «Ямы» шесть лет спустя, в разгар первой мировой войны.

Куприн решил раскрыть мрачный, мало освещенный литературой мир — мир публичных притонов, изнанку большого города. Повесть пробуждала сочувствие к положению «белых рабынь», заточенных в доме терпимости и подвергавшихся каждодневным унижениям. Однако истинные причины векового зла — проституции, по мнению Куприна, надо искать в фактах биологических, а не социальных. В «падших» женщинах он видит прежде всего жертвы общественного темперамента.

Ни гуманистическая и одновременно обличительная устремленность повести, ни выпуклые характеристики многочисленных персонажей — хозяйки «заведения», матерой торговки «живым товаром» Анны Марковны, ее экономки Эммы, зверски жестокого и алчного околоточного Кербеша или девиц — Паши, Тамары, Соньки Руль, Мани Маленькой и т. д., ни живая центральная фигура правдолюба журналиста Платонова, которому Куприн доверил собственные мысли о положении женщины в буржуазном обществе, — ничто но могло восполнить основного недостатка «Ямы» — ее натуралистичности, журналистской очерковости в обработке огромного жизненного материала.