Курчатов

В великих достижениях Игоря Васильевича большая доля принадлежит Марине Дмитриевне — вся энергия и бодрость Курчатова отдавались другим, а ей доставались его усталость и болезни. Когда он часто возвращался домой за полночь, а порой и утром, она его ждала, чтобы приветливо встретить, разделить заботы, ободрить, вселить новые силы для неотложного труда. А утром вставала пораньше, чтобы приготовить вовремя завтрак. Племянница рассказывала, что, когда они в 1944 году по возвращении из эвакуации (из Алма-Аты) несколько месяцев жили у Курчатовых в Москве, она, спавшая в столовой на диване, всегда просыпалась, когда «Игорь Васильевич приезжал часа в 2–3 ночи, — я обязательно вставала и мы пили чай. Игорь Васильевич ужинал, и тетя Марина всегда была рядом. А утром я еще спала, когда она вставала, готовила, накрывала завтрак и провожала его. Все беды и несчастья в семьях родных она старалась отвести своими руками».

Марина Дмитриевна Курчатова была женщиной большого ума и горячего сердца, мудро оберегавшей силы и творческую энергию Игоря Васильевича — так о ней говорили и говорят все знавшие ее.

После его кончины она очень горевала. Переписывалась с его друзьями и учениками. Привязалась к детям из подшефного детского сада. Принимала их у себя в доме, читала им, учила вышивать, вязать. Она видела, что дети нуждаются в ласке. И сама не хотела пустой жизни, хотела быть нужной и полезной…

Марины Дмитриевны не стало 11 марта 1969 года. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище в Москве.

Незадолго до ухода, перебирая и обдумывая события прошлого, Марина Дмитриевна записала:

«Жили мы с Игорем Васильевичем дружно и согласно, глубоко понимали друг друга, как в дни радости, так и в годы трудные… Работал Игорь Васильевич всегда увлеченно, страстно, не заботясь о здоровье и отдыхе… И моя забота была сделать все для его отдыха, восстановления сил и далеко не крепкого здоровья… Мне кажется, что я достигла той цели, к которой стремилась, — всемерно помогать любимому человеку».

На этом записки Марины Дмитриевны обрываются.

Хорошо, что Анна Васильевна Поройкова вела дневник. Благодаря ее записям перед читателем возникает образ молодого Игоря Васильевича Курчатова 1920–1930-х годов, неофициальный, неприглаженный, настоящий — друга, товарища и мужа, да еще в семейной и дружеской обстановке. О жизни в Ленинграде в 1920–1930-е годы она вспоминала так:

«Живя в Лесном, на Ольгинском проспекте, в двух шагах от места работы, Игорь и Кирилл Дмитр[иевич] порой развлекались в обществе молодого Вальтера (Антона Карловича, их коллеги, — Р. К.) — мастера до неописуемых выдумок. Однажды ночью он перевесил в Лесном вывески с парикмахерской на булочную, чем внес невообразимый переполох в хлебной очереди поутру. Или вскочил на полном ходу в трамвай на Троицкой площади, за что полагался в то время 1 рубль штрафа. Свистком милиционера вагон был остановлен, нарушитель отказался выйти из трамвая, но, заранее разменяв рубль на копейки и разложив их во все потайные карманы, мурыжил бедного милиционера с полчаса, пока не проехали весь город и штраф полностью был вручен. Сопровождавший его Игорь с хохотом рассказывал нам об этом. Подобные „штучки“ сильно развлекали молодежь. Были и такие, которые передавались исключительно на ухо мужчинам. Сам Игорь участвовал в них лишь побочно. Общество наше к тому времени расширилось с приездом из Крыма к братьям Марины Дмитр[иевны] Синельниковой и Татьяны Петр[овны] Ляхницкой. С квартирами в то время была благодать. Все мы жили в хорошем доме на улице Красных Зорь, где стали собираться большой компанией для радостных встреч. Хозяева квартиры, Палибины, были очень тактичны и весьма снисходительны к нам. Появлялся иногда среди нас Борис Григорьевич Шпаковский (прозванный „БГШ“) — лысый холостяк, милый человек, и нередко Альбов („Альбуша“, прозванный Таней „креветкой“). Шутки и прибаутки вперемежку с одесскими песенками составляли развлечения друзей, вызывая беспечный, веселый смех. Политики вовсе не касались. Беседовали о прочитанных книгах, о театре, который посещали сообща всей компанией.

Ива и я были единственной женатой парой, и все относились к нам с большим уважением. Единственный раз мне посчастливилось выслушать комплимент Игоря: „Ты, Азочка, в моем представлении — настоящая русская женщина, способная на подвиги, вот как у Некрасова… Тебе посчастливилось, Ивка!“ В другой раз Игорь прочувственно заявил при всех: „А будет у вас дитя — позовите меня в крестные отцы!“ — „Смотри! Ловлю тебя на слове!“ — ответила я. Лет пяти наша дочь Ариадна уже трепала его за волосы чуть не до слез, а он ласково кувыркался с нею по ковру. Она почему-то прозвала его „Убиком“.