Курдский князь

Однако ни один выстрел не последовал за вызовом: «Пали!» — и это по очень простой причине. Покойник офицер, получив строгое приказание доставить бея живого и здорового, и опасаясь излишней горячности своих подчиненных, заставил их предварительно разрядить свои ружья. Итак, Мехмет подвергался только опасности быть задавленным количеством врагов. Он решился пробиться, выстрелив из карабина в левую колонну, и сшибя с ног значительную ее часть, он направил тромблон на правую и хотел уже броситься в дверь, когда один из свалившихся солдат, который вовсе не был ранен, встал и, с удивительной ловкостью вскочив на спину бея, заставил его споткнуться под своей тяжестью. Остальные, ободренные этой выходкой, быстро окружили Мехмета, и произошел рукопашный бой. Однако Мехмет храбро действовал кннжалом, и долго бы еще продлилась борьба, если бы аркан, брошенный с удивительной меткостью, не остановил вдруг движений героя. Мехмета тотчас связали. Но кто бросил аркан? Мехмет очень хорошо видел, что это была черкешенка, подкравшаяся к сражающимся с веревкой в руке. А кто напрасно силился перерезать веревку? И это видел Мехмет, и первый его взгляд после борьбы упал на Габибу, которая еще стояла, дрожащая и бледная, с ножом в руках.

— Было поздно, Габиба, — сказал он ей с печальной улыбкой: — меня не спасли твои ум и твоя твердость. Что касается до несчастной, которая меня продала, да простит ей Бог! Но не долго ей торжествовать!

Каджа услышала эти слова, но в ней не шевельнулось ничего похожего на раскаянье. Она была страшна в эту минуту. Ее бледное лицо, ее сверкающие глаза выражали упоение давно желанной и вполне удавшейся мести.

— Если даже мое торжество будет также коротко, как твоя жизнь, — заговорила она, — я все-таки удовлетворена. Видеть тебя побежденного, связанного, знать, что теперь палач отсечет эту голову, этого достаточно для моего счастья. Я купила себе свободу, я смыла с себя пятно унизительного рабства. О если б все женщины имели мою храбрость, немало крови обагрило бы азиатские гаремы.

Не отвечая на злобные речи Каджи, Мехмет взглянул на Габибу, как бы спрашивая ее, разделяет ли она радость своей подруги. Вместо ответа Габиба постаралась взглянуть веселее, подошла к бею и, протягивая ему руку, сказала твердым голосом: «Позволишь ли, чтобы я последовала за тобой?»

— Последовать за мной! — воскликнул Мехмет. — Что ты, Габиба? Знаешь ли ты, куда меня поведут?

— В тюрьму, — отвечала Габиба, — должно быть в Константинополь, где решится твоя судьба, и где я хочу быть с тобой. Каджа отчасти права, и место, избранное мной около тебя, не для многих покажется завидным. Так ты позволяешь мне последовать за тобой?

— Пусть будет по-твоему, — сказал Мехмет, глубоко тронутый этим неожиданным предложением: — ты права, прибавил он после минутного молчания, твое место около меня. Кто, кроме тебя, останется с таким несчастным, как я?

Нигде уважение к чиновной иерархии санов так неукоренено, как в Турции. Солдаты только тогда на минуту забыли его, когда несколько из их товарищей были убиты на месте. Как только борьба кончилась, и Мехмет снова принял свойственный ему гордый и повелительный вид, чувство подчиненности снова наполнило сердца его стражи. Хотя арестованный и связанный, Мехмет отдавал приказания, и их исполняли с безусловной точностью.

Однако в главном бей не мог распоряжаться. Он не мог назначить места, куда его следовало вести. Этим должен был бы распорядиться убитый во время драки офицер. За неимением старшего по службе, солдаты обратились за приказанием к старшему по годам. Этот почтенный муж, к счастью для своих товарищей, был не лишен здравого смысла. Он понял, что необходимо передать пленного на руки какой-нибудь власти, и что чем скорее это будет сделано, тем лучше. Он почтительно подошел к бею и спросил, нет ли каких-нибудь приказаний насчет дороги. «Мне собственно ничего не надо, — отвечал бей; — но я попрошу вас приискать для этой особы верную и смирную лошадь, и быть с ней попочтительнее».

Старый солдат тотчас предложил Габибе лошадь убитого офицера, и вскоре побежденный и победители оставили деревушку. Через два часа они доехали до ближайшего города, и тамошний каймакан поспешил переслать их к паше той провинции, в которой они находились. Паша поручил пленных офицеру, которому велено было доставить их в Константинополь, и на дороге оказывать им уважение, сообразное званию бея. Поезд вскоре двинулся через один из горных хребтов, обитаемых курдами.

IV

По распоряжению паши конвойные, сопровождавшие Мехмет-бея в Константинополь, оказывали ему всевозможное уважение. С первого дня дороги Мехмет-бей сделался почти предводителем этого небольшого отряда. Спутники его, непривычные к походам по такой, почти непроходимой местности, как в Курдистане, уступили ему заботу отыскивать кратчайший путь и удобнейшую дорогу. Заметив доверие конвойных, бей воспользовался этим обстоятельством и повел их к горе, известной ему так же хорошо, как и всем курдам.