Курьер

Это, конечно, диковатый был расчет. И выводы все из этого сделали какие-то свои. Но я не знала, что делать. А он лезет на меня, как идиот. Хотя, конечно, как манипулятор. «Отвали, я тебя не люблю! И не полюблю! – Да ладно тебе, все в порядке».

Что? Было в порядке? То, что его все это не заботило? Не говоря уже о том, что он мне заодно загубил карьеру и подставил под свет прожекторов редакционных сплетниц. А то они все расстраивались, что мне предъявить нечего.

А я эту первую творческую должность, стажера, между прочим, четыре года верой и правдой зарабатывала. На двух работах. Но из-за него все бы сочли, что меня повысят по блату. Из семейственности. Хотя – куда там. Где я, а где кавалер этот?

Короче, напакостил, где только мог. А у меня кроме любимой работы в газете и связанных с нею надежд больше ничего и не было…

Хотя, теперь-то я думаю, что и зависти в этой «любви» было более, чем достаточно. Все эти мальчики были в нашей газете приходящими. Так, болтались в коридоре, иногда заметку написать выпросят. Можно сколько угодно папой хвастаться, и что?

Курьерами, начинать сначала, с черной работы, они бы не пошли, а по таланту, да и не по таланту их просто никогда в жизни бы на работу в нашу лучшую в стране газету не взяли. В отличие от меня, которая была не приходящая, а своя. И все знали, как я умею работать. Думаю, ему было просто приятно перспективы мне заодно обломать.

Почему-то людям хочется непременно надо мной торжествовать – и чтобы я их боялась. То ли мое неудачное детство каким-то образом закрепилось в моем облике, что дает им такую как бы – надежду, то ли противоречия в моем поведении, этого я не знаю.

Самое главное, что я не трусливая. Я и в детстве, в качестве сироты, была, скорее уж, отважной. Хотя пугали меня сильно и по-настоящему действительно страшным. Сумасшедшей мамочкой, злой и беспощадной бабкой, еще и не родной. Ну, я жила в чужих людях.

И вот это ужас, когда человек рядом с тобой является по сути – не человеком. А каким-то сборищем пороков. Но при этом еще и утверждает, что он добрый и хороший и едва ли не святой. В самом деле ночной кошмар.

Наряд ли я могла бы по сути дела возражать, в пять лет, я не боялась, но мне было слишком стыдно. Высказать ту правду, которая совершенно без труда укладывалась в моей голове. Осознавалась. Просто моей обязанностью было всегда молчать.

Ну так вот, к фильму. Это мой кавалер был на самом деле – дневной красавицей. Жил двойной жизнью. Я только сплетен не хотела. А вот его возбуждало сочетание одновременно романтической как бы тайны и полной безнаказанности. Он, пожалуй что, всем этим наслаждался.

Вот не сексом. Для чего, на мой взгляд, нужно было быть одновременно пошляком – и извращенцем. Впрочем, про извращенца там и более конкретно можно было бы сформулировать. И совершенно не оригинально.

И я в общем-то знаю,, кого он всю жизнь самозабвенно любил, только выдавалось это за крепкую дружбу и наставничество. Правда, я не вижу в этом такого уж повода. Чтобы гордиться. Ну и неприятная есть у них еще черта – они ненавидят и презирают женщин. Завидуют их в жизни положению.

Пожалуй что я чересчур много знаю чужих «мрачных тайн». И да, в людях гораздо больше ненависти и злобы, а также и стремления других использовать, чем они в эпоху гуманизма в состоянии за собой признать.

Вот все такие отношения – они не настоящие. Они всегда – ради кого-то другого. Любой человек достоин на самом деле большего. Чем чтобы об него ноги вытирали, даже если и высококультурно оформлено. Независимо от.

И никто из этих "мальчиков" не имел вообще никакой ответсвенности. Что ты, как минимум боком, участвуешь в жизни другого человека. Живого человека. Рискуешь в ней наворотить. Иногда мне кажется, что против меня внезапно настроился целый ад. Причем, я меньше всего хотела с ним сражаться. Нисколько к этому не стремилась.

Для этого моего кавалера не секс на самом деле был аттракционом, для секса он умом был – детсадовец. Не годился. Для близости. Для него аттракционом была я. Конечно, ему хотелось бы больше неприличий, чтобы возбуждало и захватывало дух. Но приходилось довольствоваться сочетанием свободной сексуальности и общей сдержанности. Он верил, правда, что у меня непременно должен быть некий порочный секрет.

Всю эту мою сложную (несложную) схему он и по сей день обясняет в меру своей испорченности.

Короче, он очень хотел бы Дневную красавицу. Ему было надо чего-то запретного, распущенности, чего-то на грани. Сам при этом ничего, кроме миссионерской позы, и не умел.

Я была бы скучной, если бы не была сама по себе настолько интересной. И какие бы чувства я ни скрывала, о них все равно можно было догадаться. Тоже в своем роде – аттракцион. Соблюдая протокол, я по характеру куда больше походила на Пьера, мужа Дневной красавицы, тот был глуп и честен. Ну и все выходило – чересчур чисто. Вызывало азартное желание все-таки меня запачкать. Страсть, которая растянулась на долгие годы.