Зато пришла здравая мысль, что пора бы прекратить обнимать мать сыру землю. В конце концов, предаваться как размышлениям, так и различным эмоциям можно и в других положениях. Для начала я принял сидячее и открыл глаза. Голова слегка закружилась, но со зрением все было почти в порядке. Фокус удалось установить быстро, а плавающие в глазах круги постепенно сходили на нет.
Прямо передо мной стояла старенькая «шестерка» условно-белого цвета. Попирая стереотипы, за рулем сидел не потрепанного вида дедок, а вполне даже симпатичная женщина. Лет я ей про себя отмерил тридцать пять – сорок, и это она еще не старалась. В том смысле, что застывшая на чуть курносом лице гримаса никак не могла прибавить ей шарма.
Тут до меня дошло, что весь этот ужас нарисовался по причине моего чересчур продолжительного отдыха в позе жертвы ДТП. Мне стало стыдно. Я поспешно надел на лицо картину «никогда не чувствовал себя лучше!» и как можно жизнерадостней выговорил:
– Со мной все хорошо!
Лицо водительницы разгладилось, смесь ужаса и оцепенения выродились в не более чем легкую тревогу.
– Я всегда представляла себе «хорошо» немного по-другому, но что я буду с вами спорить? – сказала она, выходя из машины.
Свободная рубашка без половой принадлежности на ее стройной фигурке смотрелась женственно, а короткие джинсовые шорты справлялись с задачей не мешать обзору длинных загорелых ног. Я скинул три или четыре года со своей оценки.
Мой беглый осмотр не остался незамеченным. Женщина посмотрела на меня сверху вниз, чуть склонив голову набок.
– Я не поняла, так вы бросились мне под машину, чтобы как следует рассмотреть мои ноги?
– Они того стоят, – сумел выдавить я из себя вместе с улыбкой.
– Знаю. Но в вашем возрасте пора уметь придумывать более легкие пути.
В этой пикировке все козыри явно были не в моих руках, поэтому вместо ответа я решил просто подняться на ноги. Сделал я это слишком залихватски и ойкнул, схватившись рукой за колено. Все-таки расшиб я его порядочно. Оно даже слегка распухло.
– Садитесь в машину, я вас подброшу, – сразу посерьезнела женщина.
– Да не стоит того, мне тут два шага осталось, – запротестовал я, одновременно ощущая, что ехать на машине для меня сейчас лучше, чем идти пешком.
– Садитесь уже! – безапелляционно отрезала она, открыв заднюю дверцу.
– Ну, если в ваших планах на сегодняшний вечер больше нет аварий… – я пожал плечами и начал отряхиваться от пыли.
Хозяйка машины закатила глаза.
– Вы посмотрите, он же мне еще хамит!
Мне стало стыдно во второй раз за очень непродолжительное время. Надо будет разобраться в себе, нет ли здесь какой-то тенденции.
– Простите, – смиренно сказал я. – Недостаток воспитания у меня компенсируется излишком денег. Скажите, сколько я вам должен?
Я достал портмоне и подошел к передней части «шестерки». Повреждения были минимальными, но я готов был заплатить любую относительно разумную сумму, не торгуясь. Было неудобно и очень хотелось домой.
– Бросьте! – отрезала женщина. – Может, папа наконец решится избавиться от этого недоразумения на колесах. Я даже жалею, что она не побилась сильнее.
– Попробуем еще раз? – предложил я, забираясь на заднее сиденье.
Спорить я не буду, а несколько купюр в машине оставлю.
Глава шестая
На свой третий этаж я поднимался пешком, игнорируя лифт. Это был мой способ диагностирования состояния расшибленного колена. Уже на втором этаже я осознал весь идиотизм такого способа, но со свойственным мне упрямством (которое я предпочитаю называть настойчивостью) довел эксперимент до конца.
Ничего, выжил. Желание добраться до дивана несколько усилилось. Хотя теперь спокойная перспектива вечера просматривалась не так явственно. Проклятый фонарь, неожиданно вспыхнувший с десятикратной яркостью, никак не шел из головы. Только вот вспыхнувший ли?
Марина – так звали девушку за рулем сбившей меня машины – явно ничего не заметила. То есть, я специально не спрашивал, но она наверняка упомянула бы о такой необычной странности. Впрочем, она была от фонаря дальше чем я, да и листва деревьев в какой-то степени была для нее препятствием…
С Мариной мы успели обменяться еще парой-тройкой фраз – дорога была совсем не длинной. Мелькнула у меня мысль, что я имел повод попросить у нее номер телефона, а она, вероятно, не стала бы искать повод отказывать. Но эта в целом недурная мысль была вытеснена все теми же размышлениями о фонаре, а потом удобный момент был упущен…
Об этом я тоже успел пожалеть за время многотрудного восхождения по четырем лестничным пролетам. Так что, отпирая дверь своей холостяцкой берлоги, я был зол до чрезвычайности. Зол на больное колено, на собственную глупость, на странное (если не сказать сильнее) поведение фонаря. В целом, все эти ручейки злости слились в полноводную реку отвратительного настроения.