Однако почтового ящика в подъезде дома на Тверской-Ямской не оказалось. Мне пришлось пешком подняться на пятый этаж (лифт в доме не работал), и там я долго звонил в буро-коричневую дверь квартиры №46, где проживал автор фантастического рассказа. Наконец мне открыли. Я увидел худощавого мужчину в пижаме и тапочках на босу ногу. Лицо его, смуглое, широкоскулое — нос с горбинкой, глаза голубые, — имело выражение недовольства, какое бывает у людей, чей сон бесцеремонно потревожили. Мужчина окинул меня подозрительным взглядом и спросил:
— В чем дело?
— Мне товарища Воробьева, — сказал я.
— Я Воробьев Сергей Степанович, — ответил мужчина.
— Я вам рукопись привез. — Я протянул ему конверт.
Воробьев посмотрел на него, но в руки не взял и, посторонившись, пригласил меня зайти. Сам двинулся вперед, бормоча под нос:
— Соседи-дьяволы открыть не могут. Знают ведь, подлецы, что я в ночь работал…
Мы зашли в небольшую, почти пустую комнату. В центре ее стоял стол, в углу тахта с разобранной постелью, рядом с ней холодильник. Сергей Степанович предложил мне сесть, а сам вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо от редакции. Некоторое время он в раздумье прохаживался по комнате, потом взял со стола рукопись, которую перед тем положил туда, и сунул ее мне под нос.
— А ты сам читал это? — спросил он с вызовом.
— Нет, не читал, — ответил я.
— Как? Ты не читал? — искренне удивился Воробьев.
— Не читал, — повторил я.
Сергей Степанович с досадой бросил рукопись на стол и сказал:
— Это очень хороший рассказ.
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Ты не знаешь, а я знаю! — вскипел Сергей Степанович. — И говорю тебе, что рассказ просто замечательный.
— Ну, может быть, он и замечательный, но печатать его у нас не будут, — сказал я.
— Это потому, что у вас в редакции работают некомпетентные люди, — важно произнес Сергей Степанович и добавил: — И ты тоже некомпетентный человек. Поначалу ты произвел на меня неплохое впечатление, но теперь я вижу ясно, что ты абсолютно некомпетентен.
— Тогда я лучше пойду, — сказал я, чутьем угадав, что здесь можно застрять надолго, и рассчитывая воспользоваться удобным предлогом, чтобы поскорей улизнуть.
— Нет, подожди, — остановил меня Сергей Степанович. — Ты что же, обиделся, что ли? Ты это брось. Я пошутил. Давай-ка я лучше тебе расскажу про этот рассказ. Давай?
— Да нет, мне идти надо.
— Ну, полчасика, а? Я тебя прошу.
Его глаза сделались такими печальными, что мое чувствительное сердце дрогнуло и я вернулся за стол. Тогда Сергей Степанович начал суетиться. Достал из холодильника бутылку вина, поставил на стол рюмки и закуску.
— Хлопнем по одной? — предложил он.
— На работе не пью.
— Чуть-чуть?..
Мы хлопнули чуть-чуть, по рюмке. Сергей Степанович захрумкал огурцом, потом, откинувшись на спинку стула, сказал:
— Ты вот не знаешь, про что рассказ, а я тебе сейчас скажу. — Он сделал интригующую паузу, завел глаза к потолку, вернул их на место и продолжал: — Там, понимаешь, такая история, что на земле наступает новый ледниковый период. Слышал, наверное, было у нас однажды такое дело?
— Слышал, — сказал я.
— Так вот… Наступает этот самый период, и такой холод начинается… Ну, просто собачий!.. Понятно?
— Понятно.
— И это, в общем, катастрофа… Потому что холодно… Просто очень холодно. И никто не знает, что делать. Конечно, предлагаются разные проекты спасения: выдать населению по цистерне водки, запустить искусственное солнце, с помощью мощных ракет перевести Землю на другую орбиту и так далее. ООН заседает круглосуточно, рассматривает все проекты и отвергает их один за другим. Вдруг неизвестно откуда появляется некий старикашка, показывает книгу, изданную пятьдесят лет назад, и говорит: так, мол, и так, вот в этой книге я полвека назад предсказал это ужасное похолодание. Все, конечно, хватаются за голову: дескать, как же мы раньше эту книжонку не читали? — и в признание старикашкиных заслуг решают выдать ему Нобелевскую премию. Старикашка, разумеется, очень доволен и уже прикидывает в голове подарки, которые он купит внукам, как вдруг встает один делегат и говорит: «Этому старикану не то что премию давать, ему башку оторвать мало за его предсказание. Это он накаркал нам ледниковый период. Он во всем виноват!» Тут общественное мнение круто изменяется, и всеобщим голосованием постановляется оторвать старикану голову… И оторвали… — Сергей Степанович задумался, почесал ладонью лоб и сказал: — Рассказ в общем-то действительно дерьмовый…
— А я что вам говорил? — обрадовался я. Воробьев строго взглянул на меня,
— Напечатать-то его все равно могли. Не подходит им, видите ли… А я, между прочим, три дня на него ухлопал!
— Да вы зря переживаете, — стал я его успокаивать. — Если бы рассказ был хороший, тогда, конечно, обидно… А если дерьмовый — так наплевать на него!