- Андрей, - теперь тон Капитошкина была серьезён как никогда, - после выполнения заказа подойдёшь ко мне. К этому времени, надеюсь, подействует некрофаг, будем изучать снимки памяти. Пока ты будешь на заказе, я попробую обработать версию Побережного - не нравится мне серьёзность его голоса, когда он это говорил...
- Кто говорил? Что говорил? Побережный?.. - затараторила Шела, переводя удивлённый взгляд с меня на Старика и обратно. - Ну что же вы молчите?!
- Шела, - я провёл рукой по её животу, коснувшись чуть сильнее, она удивлённо посмотрела на меня и, увидев, как прижимаю палец к губам, умолкла и надулась, лишь стреляла глазами по сторонам да возбуждённо надувала щёки.
- Значит, ты согласен, - подытожил Капитошкин, вынимая из ящика папку с бумагами, отыскал в ней нужный лист и протянул его мне на подпись.
- Почти, - улыбнулся я, внимательно перечитывая "Проклятые пункты", как мы называли "Пункты личной ответственности за возникшие в результате непродуманных мер чрезвычайные обстоятельства". Убедившись, что всё старое осталось на месте, ничего не изменено и как и прежде за участие в возникновении темпоральной катастрофы мне надлежит уплатить штраф в размере пятидесяти тысяч кредитов (интересно, кому бы я их платил?!), я аккуратно расписался и вернул бумагу Старику.
- Чудненько, - кивнул он. - Значит на том и порешили. Я от своих слов не оступаюсь, ты, я надеюсь, тоже...
- То есть? - не понял я.
- Оплачиваемый отпуск в количестве четырёх недель тебе и так полагается по гражданскому законодательству, - объяснил, лучезарно улыбаясь, Капитошкин. - Именно его, точнее его часть, я тебе и предоставлю. А вот дополнительный отпуск будет под вопросом: а вдруг ты где-нибудь напортачишь?
- Я ведь могу сейчас развернуться, выйти и домой поехать, - спокойно сказал я.
- Уже нет, - улыбнувшись, произнёс Капитошкин, кладя подписанную мною бумагу в телепортатор. - Поздно уже. Ты почему заявление не читаешь, когда подписываешь?
- Я читал! - возмутился я.
- Пункты личной ответственности? - фыркнул Старик. - Да, я видел - у тебя глаза туда-сюда бегали, и морщины на лбу шевелились. Даже волосы трещали искрами от усиленной работы мысли. А пункты выше читать уже не нужно?
- А зачем? - удивился я. - Они же бог знает сколько времени неизменны.
- Как раз на таких как ты и рассчитаны, - горько усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла. - Запомни, Преображенский, неизменными оставляют как раз пункты личной ответственности, потому что ничего новее, чем уже обрисовано в них, не придумано. А вот юридическая сторона в отношениях "клиент - посредник - курьер" весьма любопытна и в соответствии с многочисленными поправками к Системному законодательству регулярно изменяется и дополняется. Это только в математике от перемены мест слагаемых сумма не меняется. А здесь в юриспруденции всё по-другому - поменял слова местами, и вот в твоей фразе сокрыт совершенно другой смыл. Или смысл слова понят неправильно, тогда вообще возникает уже третий общий смысл. Всё ведь не просто так!..
- Виноват, Зизольдий Гурабанович, - повинился я. - Я так полагаю, исправлять что-либо уже поздно?
- Правильно полагаешь, - Старик с уважением посмотрел на меня. - Но ты не трясись - я давно привык за всеми вами огрехи ваши убирать и хвосты заносить, так что в порядке твоё заявление, в порядке. Но в следующий раз будь бдителен!
- Буду бдителен, - отчеканил я, вытягиваясь в кресле в струнку, отчего Шела вдруг пискнула и едва не свалилась.
- Не паясничай, - отмахнулся Старик и посмотрел на меня. - Всё, теперь свободен! Приводи себя в порядок, набирайся сил - времени у тебя ещё полчаса до прыжка, успеть можешь многое...
- Шела, ты со мной? - я задрал голову и посмотрел ей в глаза.
Наши взгляды встретились, соприкоснулись, проникли друг в друга и внутрь головы, сердца забились быстрей, где-то в глубине души я прочитал её мысленное послание: "Прости..." и обо всём забыл, обо всех несуразицах, что возникли за эти два дня, о её повышенном тоне, когда она разговаривала со мной, когда Элечка с неожиданным визитом вдруг нагрянула в гости, о том, что спал один, о том, что из-за этого не высыпался, о том, что грустил по ночам, когда никто не стягивал одеяло, не брыкался и не лягался... Я простил ей всё. И как награда за это прощение мне достался самый романтичный, самый красивый, самый тяжёлый и самый крепкий воздушный поцелуй. Я разомлел в кресле и чуть было не пустил слюни от счастливого блаженства.
- Конечно, - кивнула она и незаметно от Капитошкина провела кончиком язычка по обольстительным губкам и послала мне такой откровенный взгляд, что мне вдруг захотелось её прямо здесь и прямо сейчас, на столе у Капитошкина, в кресле, на шкафах, внутри них, и, возможно, даже на люстре. Люстра у Старика крепкая, добротная, сделана на заказ известным мастером, крепление к потолку там очень надёжное.