Курьер из Стамбула

Кафтан теперь у него был синий, с отложным воротником, обшлагами, оторочкой петель и подбоем красным, по краям все галуном обшито серебряным. Камзол лосиный, рейтузы синие суконные, епанча и нижний ее воротник — красные, а подкладка синяя. Рубашка белая, на шее галстуком черным охвачена. Ботфорты кожаные с раструбами и шпорами серебряными, для пешей службы башмаки. Если нога свободно болталась в ботфорте, то для плотности облегания внутрь закладывалась солома в сапог, и все перехватывалось ремешком. Шляпа с углами закругленными, по краям галуном серебряным обшитая и бант на левом боку, козлиные перчатки с крагами. А еще шарф красовался — трехцветный, с кистями серебряными. Носили шарфы через правое плечо, завязывая кисти на левой стороне, у шпажного эфеса. Также выглядел и темляк офицерский для шпаги, только размера меньшего. Оружие офицера составляла шпага с темляком и портупеей лосиной, которую вне службы носили под камзолом, вставляя в прорезь левой полы. Кроме того, при седле имелась пара пистолетов. Со временем шпага была заменена палашом, ибо в сабельной рубке, в бою конном палаш был намного эффективнее. Сколь гордости было во взгляде, что, наконец, чин офицерский получен!

Вот в таком виде и вступал в службу подпоручик Веселовский. Мечта детская о морях и странствиях дальних забывалась, уходила вместе с детством. Ушла и обида на ротного командира капитана Поленса, что даже слушать не захотел Веселовского, когда отбирали кадет в Морскую академию. Ему и так не повезло.

Отдали под суд капитана за то, что два кадета из их выпуска, Семен Маслов и Иосиф Ватутин, в прапорщики произведенные, напились и передрались между собой. Всех в солдаты определили на шесть месяцев.

Покидали кадетский корпус с ним вместе Сашка Прозоровский и Михайло Репнин. Все вместе и поехали. Полки-то разные им достались, а дорога одна — на юг, в действующую армию.

С началом турецкой войны русского посланника при дворе султана Вешнякова, сменившего на этом посту Неплюева, впервые не арестовали и не бросили в Семибашенный замок, как всегда бывало прежде. Его просто выслали. Но агентура-то осталась. Греки да армяне, проживавшие в турецкой столице и занимающиеся различной коммерцией, исправно снабжали русских сведениями нужными. Узкими улочками рынка, насквозь пропитанными запахами сливаемых нечистот, смешенными с ароматами кофе, нежнейшей халвы и сладковатым дымом кальянов, шныряли быстроногие мальчишки-разносчики. В лавках и кофейнях, казармах и мечетях каждая подслушанная фраза доставлялась по назначению. А затем фелюги, ведомые неустрашимыми греками-рыбаками, на пиратов больше похожими, пересекали Понт Эвксинский. Там их поджидали разъезды казачьи, русским военным начальством поставленные.

Вот и сидел в своем шатре Миних, ломая голову над донесениями из Стокгольма, что пересылались ему из Петербурга, и сравнивал их с данными, доставляемыми из Стамбула — Константинополя.

Ясно, что шведы ведут переговоры с турками. Обогнув Европу, шведские корабли доставили османам пушки, которые теперь стреляют по русским. В обмен шведы ждут денег. Полученные сведения из Стамбула Миних пересылал дальше в Петербург.

Императрица Анна Иоанновна взбеленилась.

— Да что ж это творится! — она сорвалась на крик. — Мы им и денег дали, и трактат они подписали, и нате вам — османам помогают. Дай-то Бог поскорее войну с турками закончить, а тогда уж и шведами займемся. Что молчишь-то, Андрей Иванович? — уже спокойнее она обратилась к вице-канцлеру.

От крика императорского Остерман съежился, испуг изображая, а потому начал вкрадчиво:

— Дразнить сильно шведов не стоит, но и оставлять без внимания их действия нельзя. Ты бы, матушка, запретила для начала вывоз хлеба из наших портов, как обещано было шведам по всем трактатам. А чтоб не сказали они, дескать, нарушаем мы что-то, объявить оным о неурожае в этом году. Самим не хватает. А графу Миниху отписать на Украину, чтоб немедля отправил в Петербург три пехотных да два кирасирских полка. Для нашего спокойствия. Вдруг-де Король шведский полоумный войну объявить нам надумает, — уже спокойно и рассудительно завершал свою мысль Остерман.

— Быть по сему! — одобрила Императрица. — Миниху отписать на Украину о присылке полков. А по поводу запрета на отпуск хлеба повременим. Шведы скажут, что пушки ихние на Туретчине еще со времен Карла XII остались. Доказать сложно обратное. Коли сыщем другие доказательства, тогда объявим. Но пригрозить можно! — прищурилась в злобе.

Отношения накалялись. Шведы были возмущены намеком Императрицы на возможный отказ вывоза беспошлинного хлеба из России и продолжили свои переговоры с турками. С другой стороны, усилили свое присутствие воинское в Финляндии. Еще 6000 человек пехоты отправлялись через Ботнический залив и поступали в распоряжение генерала Кронштета, назначенного командовать всеми войсками провинции.