Олег выходит на улицу, смотрит на пятиугольник улиц и довольно потягивается. Слева по двум проспектам медленно движется тёмно-сизое облако, постепенно опускаясь вниз и превращаясь в реку из мутного снега. Слева и справа он замечает преломления света в форме пяти-шести человеческих силуэтов, направляющихся к нему.
Элитная группа номер Шесть, чистильщики.
— Я уничтожил обе копии Влада и своего двойника, — говорит Олег. — Эта Ветвь обречёна, но соседняя, с развилкой, всё ещё живая. И ещё шесть других с туннелем. Нам не составит труда обойти их все.
— Нам — да, — кивает одна из безликих фигур. — Тебе — нет. 42-ая группа слишком много знает. Мы найдём другие ваши копии.
Кто знает — может, проверить гипотезу по поводу ада и архидемонов с пятью плётками Олегу всё-таки удастся.
Олег выходит из маршрутки, мысленно проклиная русский шансон, попсу и севшую батарейку плеера, и идёт к цветочному киоску. Хризантемы стоят по сотке, а розы чуть дороже — сто восемьдесят. Он достаёт из кармана предпоследнюю в этом месяце тысячу, берёт пять алых роз и идёт к соседней девятиэтажке, с волнением вспоминая, какой номер квартиры надо набирать в домофоне.
Фото негритянок
Солнце падает в далёкое западное море, разбросав тени по крышам крохотной казачьей заставы рядом с парой нефтяных вышек. Хорунжий чистит охотничий карабин в прихожей.
— Папа, Папа! — сынишка вбегает в избу, размахивая чем-то небольшим и светящимся. — Смотри, что нам в школе выдали! На хелипоптере привезли!
— Не хелипоптере, а хеликоптере, — привычно поправляет сына хорунжий, осторожно ставит ружьё в угол и поворачивается.– Что там у тебя?
Егор свернул с Уктусского переулка и нырнул в мрачный, исписанный матерками холл станции подземки. «Екатеринбургскую» построили лет пять назад, она стала конечной на Коптяковской линии, и, как и любая окраинная станция, служила прибежищем люмпам и прочему сброду. Егор добавил громкости в карманном репродукторе — когда индустриальный джаз играет громко, идти мимо подобной толпы не так страшно. Аппарат старый и распространённый, «Рига-96», всего на двадцать песен. На такой не позарится даже самый голодный бандюган, ибо продать его нереально.
Иногда Егору кажется, что он многое бы отдал, чтобы жить в какой-то другой реальности. Например, в которой «Екатеринбургская» — центральная станция. А сам Екатеринбург — не мелкий пригород гигантского Верхнеисетска, известный разве что расстрелом лидеров большевиков, а серьёзный, самостоятельный город. Но реальность, как и времена, не выбирают.
— Эй, парниша, — люмп отделился от толпы собратьев и перегородил ему путь. — Не поделишься копеечкой?
Музыка играла громко, но знакомую фразу несложно прочитать по губам.
— Нет, спасибо, — проборомотал Егор и ровно продолжил путь, пытаясь не обращать внимания.
Толчок в плечо прервал движение и заставил развернуться к «товарищам» лицом. Главному люмпену примерно столько же, сколько Егору — не больше двадцати трёх. На нём поношенная манчжурская фуфайка с четырьмя полосками и неожиданно модные прусские кеды. Четверо остальных — помоложе, не больше двадцати.
— Пролетариат не ценим? — обозлился люмпен. Пара его товарищей неторопливой походкой направилась к нему на подмогу, пытаясь окружить Егора.
— Почему же, ценим, — Егор вынул наушник из уха, пытаясь выглядеть уверенно. — Сами, знаете ли, не из великородных, личные дворяне. Нулевые.
— Вот как? — люмпен нацепил надменно-учтивую маску. — И каков чин?
— Системный секретарь. Служу в Западно-сибирском Нефтяном Картеле.
Иногда фразы про картель бывает достаточно. Нефтяников многие из низов — вполне резонно — почитают за мафию и остерегаются.
— В картеле? — оживился люмп. — У меня там кузен сторож. А системный секретарь — это чего?
— Это системщик. Специалист по вычислительной сети.
— О, по сети! — злоба на лице люмпена окончательно сменилась интересом. — А роликов мне новых запишешь? У меня у друга есть комп.
Егор кивнул. Он терпеть не мог, когда рихнер называли «компом», и мог долго дискутировать о правильности названий, но с люмпами лучше не спорить:
— Постараюсь, но не обещаю. Я же простой системщик, не старший. Мне доступа в Имперсеть пока нет, только в районную. А за незаконный доступ — каторжные работы, как и за воровство фильмов. Сошлют ещё чукчей гонять…
— Не понял⁈ — стоящий справа второй люмпен, восемнадцатилетний рыжий, сжал кулаки и злобно нахмурился. — Ты что нам, отказываешь?
— Утихомирься, Сёма, — главарь грустно отодвинул товарища. — Всё с ним ясно, обычный десятый класс. И нулевой ещё. Их не пускают.
Двадцать копеек всё же пришлось отдать.