Курьезы холодной войны. Записки дипломата

На этот раз мне ответил Русаков. «Он здесь, — сказал этот кандидат в члены Политбюро, кивая головой в сторону кабинета Брежнева. — Он сейчас должен выйти. Подождите минутку, — и добавил: — А как вас звать, молодой человек?» «О, извините, пожалуйста», — спохватился я и назвал своё имя и фамилию. Услышав это, он протянул мне свою руку и представился: «Русаков». Вслед за этим он повернулся к своему соседу по линии и сделал жест рукой, предлагая продолжить представления. Сосед Русакова в свою очередь протянул мне руку и как-то естественно и просто сказал: «Катушев». Я в ответ назвал своё имя и фамилию, и мы пожали друг другу руки. После этого Катушев повторил точь-в-точь то, что было сделано Русаковым, передав меня для представления своему соседу по линии. Этот ритуал повторился около десятка раз, пока я не дошёл до конца всей линии, обменявшись приветствиями со всеми членами и кандидатами в члены Политбюро, стоявшими вдоль стены у кабинета генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза. Поскольку им тогда, может быть, не хотелось разговаривать друг с другом во время моего краткого и непреднамеренного вторжения в их высокие ряды, а может быть, потому что неожиданное появление среди них совершенно постороннего человека несколько отвлекло их чрезмерно обременённые государственными заботами умы, на протяжении нескольких (а для меня очень долгих) минут я оказался в центре их индивидуального и коллективного внимания. Не только эта сцена, но и весь происходивший эпизод любому внешнему наблюдателю должны были бы показаться смешными и забавными, хотя бы ввиду нелепости самой возникшей ситуации, особенно если учесть совершенно несопоставимый калибр и численное соотношение двух участвующих сторон. Несмотря на то что все члены группы встретили меня довольно дружелюбно, всё произошедшее здесь в те минуты вызвало во мне ощущение неловкости и умственного дискомфорта…

Я пробыл в кабинете у Брежнева около часа, пока он просматривал принесённые ему мной документы переговоров и задавал вопросы для уточнения или пояснения по тексту. Выходил я из его кабинета через другую дверь, миновав повторную встречу с Политбюро.

«ПОХИЩЕНИЕ» АМЕРИКАНСКОГО ПОСЛА В МОСКВЕ

Понедельник 24 апреля 1972 года был последним днём тайного визита советника президента Никсона по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджера в Москву. Его поездка для переговоров с советским руководством во главе с Д.И. Брежневым была настолько засекречена обеими сторонами, что у американцев о ней знали только сам президент и вылетевшая с Киссинджером группа его советников, а в СССР об этом было известно лишь членам Политбюро и узкой группе непосредственных участников переговоров. Даже государственный секретарь США У. Роджерс не был поставлен в курс дела, а само сопровождение Киссинджера узнало о том, что они прибыли в Москву, только после выхода из самолета на одном из закрытых подмосковных аэродромов.

Длительные и напряжённые переговоры между двумя сторонами, продолжавшиеся вот уже пятый день, завершились, к их взаимному удовлетворению, счастливым компромиссом. Вечером того же дня посланник президента США готовился возвращаться в Вашингтон.

Тексты «Основных принципов советско-американских отношений» — итогового документа переговоров, а также короткого последующего объявления для СМИ о визите Киссинджера в Москву были согласованы всего лишь за несколько часов до его вылета. Успех встречи было решено отметить скромным приёмом а-ля фуршет, который начался вскоре после выхода её участников из зала заседаний в той же самой правительственной вилле уединённого уголка на Ленинских горах, известного тогда среди населения под названием «Заветы Ильича».

После нескольких официальных тостов гости и хозяева стали объединяться в небольшие группы, где в более расслабленной обстановке продолжались обсуждения и разговоры. Янаходился у одной из этих групп, когда заметил, что к нам направляется наш министр иностранных дел А.А. Громыко. Следя за ним, я вдруг заметил, что он делает мне знак подойти к нему. Увидев, что я понял его знак, министр сделал несколько шагов в другую сторону и остановился около стены зала, где поблизости никого не было. Когда я подошел к нему, он, видимо, находясь в прекрасном расположении духа на волне успешного завершения переговоров, взглянул на меня и с редкой для него улыбкой на лице спросил:

— Скажите, пожалуйста, а вы американского посла знаете?

Поскольку мне довелось встречаться с послом Джакобом Бимом уже много раз во время его официальных посещений МИД СССР и на ряде приёмов, я мог с уверенностью утвердительно ответить на вопрос нашего министра: «Да, Андрей Андреевич, я его знаю».

— А он вас знает? — продолжал А.А. Громыко, акцептируя и растягивая «О», как будто пытаясь определить степень нашего знакомства с послом США.

— Да, он меня знает, — ответил я, испытывая возрастающее любопытство в связи с вопросами министра.