Курьезы холодной войны. Записки дипломата

Джакоб Бим остановился, посмотрел на меня и затем снова повернулся в сторону второго и последнего пропускного пункта, ведущего в министерство. Он явно испытывал растерянность. Ему было совершенно твердо известно по собственному опыту, и он в этом не ошибался, что все иностранные посетители всегда поднимались на встречи со своими советскими хозяевами после прохождения именно того пропускного пункта. Конечно, он подумал, что что-то здесь не так или по крайней мере необычно в этом изменении маршрута. Такое новое расположение гостевой дорожки, уводившей его в совершенно незнакомую для него часть здания, вряд ли могло способствовать успокоению взбудораженного состояния американского посла. Совсем напротив. Эта обеспокоенность сейчас для него не только подтверждалась этим новым элементом в целой цепочке неожиданностей, но и ещё больше возросла, переходя в необъяснимую тревогу относительно цели, причин и обстоятельств столь необычного вызова на встречу с советским министром.

— Вы уверены, что нам нужно идти именно туда? — озадаченно спросил посол, показывая рукой в сторону убегавшей от нас дорожки. — Я никогда здесь раньше не поднимался наверх к министру, — продолжал он, с колебаниями и неуверенностью переходя вслед за мной на красный ковер. — Нет, здесь, в самом деле, что-то не так, — вновь заговорил Бим, когда мы вместе снова направились вперед. Сначала было это туманное приглашение срочно приехать на встречу с министром без упоминания причин или темы беседы. Затем этот организованный свободный проезд сюда в министерство. А сейчас вы ведете меня на встречу с ним в другой части здания по новому коридору. Всё это представляется мне и необычным и озадачивающим. Что вы думаете по этому поводу? — обратился он снова ко мне.

Посол задал этот вопрос в надежде получить от меня подтверждение его предварительным наблюдениям в отношении всей складывавшейся ситуации, когда мы быстро приближались к месту приватного лифта А. А. Громыко прямо около двери, выходившей во внутренний двор к ожидавшей нас машине министра. Эта дверь с дежурным милиционером, наблюдавшим за нашим приближением, была ещё закрыта. Человеку, оказавшемуся здесь впервые и смотревшему на эту часть слабо освещённого и упиравшегося в высокие двери коридора с места, где мы находились, могло вполне показаться, что он попал в глухой тупик. Такая мизансцена не моща содействовать улучшению неспокойного состояния сопровождаемого мной американского дипломата.

— Да нет, это не совсем так, — неторопливо ответил я, размышляя над тем, стоит ли мне развивать моё туманное высказывание и если делать это, то как. При этом я также надеялся, что, оставшись неудовлетворенным моим невразумительным ответом, Бим начнет задавать уточняющие вопросы для разъяснения и тем самым предоставит мне дополнительное время на подготовку следующего уклончиво-туманного ответа.

— Что вы хотите этим сказать? — поспешил посол с новым неуютным для меня вопросом. Этот вопрос прозвучал как раз в тот момент, когда мы уже были буквально в двух шагах от закрытой двери, и прежде чем я успел что-то произнести в ответ, дежурный милиционер резко распахнул перед нами дверь, чтобы мы могли выйти на улицу. На какой-то момент мы оба были просто ослеплены мощным потоком обрушившегося на нас яркого апрельского солнца, неожиданно прорвавшегося через высокий проём открывшейся двери. Сейчас мы оказались на верхней ступеньке короткой лестницы, спускавшейся в стиснутый громадой здания каменный двор, прямо перед ожидавшей нас заведённой машиной министра с открытой задней дверцей и сидящим за рулём водителем в готовности ринуться в путь.

— Нет, это невозможно! Я абсолютно не понимаю, что всё-таки происходит! — взмолился Бим, обводя растерянным взглядом унылый пустой двор с одиноким чёрным автомобилем. — Разве мы не идём на встречу с министром? Зачем здесь эта машина? Неужели мы ещё должны куда-то ехать? Ведь мне сказали, что министр будет встречаться со мной здесь, в министерстве? — засыпал меня вопросами посол. По его виду можно было судить, насколько он был поражен этой последней переменой в ситуации. Он всё ещё продолжал оставаться около двери, недоумённо-вопросительно глядя на меня с верхней ступеньки лестницы, когда дежурный милиционер громко захлопнул за ним вход в здание.

Сейчас мне требовалось что-то сказать для успокоения ещё больше разволновавшегося и обеспокоенного посла. Джакоб Бим нравился мне как человек, а как к дипломату я относился к нему с уважением. Мне казалось, что несколько завышение детективный характер всей происходившей с ним истории неоправданно и несправедливо беспокоил и тревожил его.