Генерал похвастался своими заварочными чайниками. По его словам это лучшие в мире чайники. Для зелёного чая – китайские, из сычуанского фарфора с плетённой ручкой сверху, а для чёрного – индийские из стерлинга (сплава серебра с никелем) и эбонитовой ручкой сбоку. Чайники оказались подарками учеников-азиатов с 5-го «импортного» факультета. Генерал заварил какого-то экзотически-ароматного чая, разлил по чашкам, в каждую бухнул по доброй ложке коньяку (самого обычного Самтреста 3 звезды, ну того – за 5 руб. 75 коп). Себе взял кусок сахара, но в чай не положил, а положил в чайную ложку, залил вонючей валерианкой и морщась отправил в рот.
Почему-то мне стало абсолютно ясным душевное состояние этого деда – на предсознательном уровне пронеслись подобострастные лица молодых хирургов, шепотки за его спиной от «умудрённых коллег» с немыми вопросами – «а не пора ли, генерал, на покой; уйди – нам свежий старт нужен», и его собственная чудовищная тоска и одиночество, сродное тому, что называют «одиночеством в толпе». Генерал с полчаса пытался создавать видимость диалога, якобы интересуясь нашей учёбой, но было видно, что это дань вежливости – то, что надо ему, как профессору Академии, он прекрасно знает и без моих комментариев. Затем дед пустился в воспоминания. Рассказывал много и интересно – жаль сразу не записал, а сейчас, через четверть века, разве упомнишь!
Но одна вещь мне врезалась в память намертво. Далеко за полночь Дед Дерябин наконец подустал, и я понял, что пора идти домывать пол или, если Рекс изменил свое решение после генеральского визита, то спать. Я поблагодарил генерала и встал из-за стола на выход. Генерал тоже встал, и задумчиво посмотрел на настенный календарь: «Подожди минуту». Я остановился. «Слушай, ты можешь мне сделать маленькое дело?»
Я: «Ну, постараюсь. Только мне в город выход не скоро – я „залётчик“, нарядов полно ещё».
Генерал: «Да не надо никуда выходить. Дел то, через Боткинскую перейти! Я бы не просил, да завтра учёный совет аж на пять вечера назначили – скорее всего опять допоздна затянут. Своих же просить не охота – опять судачить начнут…»."
Я: «Товарищ генерал, так что сделать то надо?»
Генерал: «Да ничёго по сути не надо – надо проторчать с шести до девяти перед Кафедрой или до прихода странного человека с ведром цветов. Быть с наружи, в здание не заходить. Ну а вечером ко мне сюда прийти и описать, что видел. Да не бойся ты, не шпионаж это. Если он завтра придёт – ты не ошибёшься, сразу его узнаешь! Так, задание понятно? Ну тогда после девяти жду с докладом, а в награду я тебе расскажу одну интересную историю. Ну всё. Спокойной ночи!»
К назначенному времени я был перед клиникой Военно-Полевой Хирургии. Жду. Вот уже наш старшина «Абаж» погнал курс на вечерний выпас – на ужин, рыба плюс картошка пюре, три года, день в день без перемен. А скотопрогонная тропа —это прямо-мимо-возле меня, тысячу раз хоженый маршрут. Чтоб меня не заметили, я спрятался за Боткиным, перемещаясь вокруг памятника по мере прохождения курса. Вскоре я понял, что мёрз не зря.
Прямо к крыльцу подкатила чёрная «Волга» с госномером. Быстро вылез шофёр в сером пиджаке и при галстуке – крепкий стриженный дядька кагэбэшного вида. Он как-то колко, наверное профессионально, осмотрел пятачок перед зданием, затем открыл пассажирскую переднюю дверку и вытащил громадный букет цветов. Да каких! Там были каллы, белые лили, красные «короны» – ну те, что цветками вниз, и ещё какое-то чудо, похожее на наперстянку. Меня, привыкшего к зимнему репертуару «тюльпан-гвоздика» с лотков перед метро, букет потряс.
Наконец водила открыл заднюю дверь"персоналки" и помог вылезти пассажиру. Сразу стало ясно – какой-то туз. А вот сам туз выглядел странно. Нет, одет он был что надо – дорогущий плащ-пальто из натуральной чёрной кожи с меховой подбивкой, пожалуй тоже натуральной. На голове норковая шапка-"пирожок", как у совсем больших людей, всяких там членов ЦК или Политбюро.
Но первое, что бросилось в глаза – человек явно страдал тяжелыми неврологическими расстройствами. Его движения были плохо координированными и перемежались инволюнтарными «дёрганиями» всего тела, руки била крупная, почти паркинсоническая дрожь. Он опёрся на трость и сильно выбрасывая одну ногу в сторону заковылял к двери. Его шофёр не на шутку встревожился, что человек пошёл один, побежал и первый открыл дверь – даже не столько, чтобы помочь, как скорее убедиться, что в «тамбуре чисто». Я вдруг понял, что первый раз в жизни вижу «проводку»охраняемой персоны, ведь у наших гнерал-полковников, начальников ВМА и ЦВМУ, водилами были простые солдаты, а не bodyguards.
Второе, что совершенно сбило меня с толку – это страшное уродство. Голова «туза» была несимметричной из-за чудовищных деформаций черепа, один глаз выше другого, очки с сильными линзами явно сделаны на заказ, лицо всё в грубых старых шрамах, но в общем выглядит слишком молодо для старпёра такого ранга.