Курганник

Тоннель закончился старой деревянной дверью. Кованые петли слоились от ржавчины, дерево от земли подгнило и покрылось белой шубой плесени. Макар взялся за кольцо ручки, с трудом поднял его, сыпля рыжим крошевом, и потянул. Дверь не поддалась, хотя никаких запоров или замочных скважин на ней не было.

Зотов хмыкнул, качнув головой, снял с пояса стеклянную флягу размером с портмоне, оплетенную кожаными ремешками. Виктор подумал, что друг плеснет на петли, однако во фляжке оказалось какое-то питье. Макар сделал один глоток, протянул другу. Ковалев принюхался — травы, малина, кажется. На вкус очень похоже на то, что они пили сегодня вечером за столом, но в этом настое чувствовались иные оттенки. Вместо легкого опьянения, которое ожидал, Виктор ощутил прилив сил. Он удивленно посмотрел на кузнеца. Зотов подмигнул в ответ и кивнул на дверь.

Когда они вдвоем потянули, петли громко хлопнули и поддались. Их ржавые стержни не выдержали — друзья едва удержали тяжелую дверь, падающую на них. Зотов ловко развернул ее и прислонил к стене.

Фонарик осветил деревянные стеллажи, засыпанные грязью, затянутые не то паутиной, не то нитями плесени. Круг света переполз от стены к стене, а когда он упал на стол посреди подвала, Виктор забыл обо всех предупреждениях и наставлениях.

— Грифон!

Глава 10 Кукла под дерном

К тому, кто обижает безвинного человека, чистого и безупречного человека, именно к такому глупцу возвращается зло, как тончайшая пыль, брошенная против ветра.

Дхаммапада. IX глава о зле

Старый тюль колыхнулся, словно ночной ветер коснулся его своим дыханием. Призрачная фигура проплыла по воздуху, постепенно приобретая более четкие очертания. Седая бледная женщина в истлевшем старомодном костюме встала над спящей девушкой. Волосы, кожа, ладони ее на беглый взгляд ничем не отличались от человеческих, но стоило присмотреться… Все тело словно было сложено из мельчайших крупинок — не плоть, не песок и не земля. Прах. А глаза… Были ли у нее глаза? Никто не ответил бы точно. Казалось, отблеск звезд застыл в глазницах скорбного лица.

Женщина стояла у изголовья, будто не решаясь совершить нечто, что ляжет на ее душу тяжелым грузом.

— Прости меня, девочка. — Голос звучал подобно шороху песка. — Я не могу иначе. Прости.

Что-то блеснуло на ее серой щеке. Слеза? Песчинка. Но если бы в печальных глазах осталась влага…

Женщина склонилась над спящей. Тень страшного сновидения легла на лицо девушки. Грудь ее приподнялась, дыхание участилось, легкий стон сорвался с приоткрытых губ.

Ладони женщины скользнули под подушку, черный тленный рот желал поцеловать живые уста.

— Прости.

И вдруг она вскрикнула, отшатнулась назад. Призрачное тело прошло сквозь тюль и стойку беседки.

Лицо спящей разгладилось, кошмарный сон отступил.

Пальцы рук женщины осыпались прахом, ужас охватил ее. Облачко невесомой пыли не опадало на пол. Оно клубилось в воздухе, поднимаясь к щели в занавеске, к крыше беседки. Тленное тело рассыпалось от чего-то, что не укладывалось в понимание женщины. Она хотела вновь засунуть руки под подушку, чтобы найти нечто, принесшее ей страдание, но руки уже распались.

— Господи, прости меня, — зашептала несчастная. — Не по своей воле… Прости меня.

Кто-то бежал по дорожке сада. Тюль распахнулся — Макар замер с ятаганом на изготовку. Рассыпающаяся прахом голова повернулась к нему.

— Прости, — унеслось с последним пыльным облачком.

— «Баробаро»?

— Точно! «Баробаро», — вспомнил Виктор. — Ты, похоже, знаешь, что это такое.

Только что он рассказал другу свой сон. Макар слушал с удивлением, часто переспрашивал, уточнял. Ковалев рассказывал, что помнил, а Зотов складывал мозаику сна, пользуясь своими знаниями.

Более благодарного слушателя у Ковалева никогда еще не было. Впрочем, и в столь странную ситуацию попадать ему еще не доводилось. Виктор так старался, что вдруг поймал себя на желании немного приврать, приукрасить свои приключения во владениях Морфея. Но Макар будто знал, в чем друг врет, а где описывает истинные видения. После окончания рассказа он задал единственный, вполне конкретный, однако неожиданный для друга вопрос:

— Не помнишь, какая ладья была? Материал бортов?

Виктор призадумался. Действительно, это как-то ускользнуло от его внимания, в памяти остался деревянный настил палубы да мачта, у которой он сражался с грифонами.

— Ну, дерево, какой же еще материал, — пробормотал он неуверенно.

Макар только усмехнулся.

— Ладно. Ты мог не заметить в суматохе боя, — успокоил он друга. — Иногда нужно знать, что ты ищешь.

— Похоже, тебе известно это загадочное «баробаро»? — заметил гость.

— Да, — кивнул Зотов. — «Баробаро» — клич древних мореходов.

— Что-то вроде «полундра»?