На оконные стекла давила темень, и октябрьская буря, ветер и дождь неистово бушевали снаружи. Наш каркасный домишко в сельской глубинке Арканзаса наполнял грохот. Казалось, что от бури потускнел даже свет керосиновой лампы на столе в гостиной.
Я была беспокойной девятилетней девочкой, и конечно же, мне казалось, что дом с минуты на минуту сдует с места. Папы не было дома – он искал работу на севере, – и я чувствовала себя ужасно уязвимой. Но тут мама тихо и мирно уселась чинить одежду, чтобы «проходить в ней еще одну зиму».
– Мамочка, тебе нужна новая одежда, – сказала я, чтобы завязать разговор. В такую ночь мне нужно было услышать спокойный голос другого человека.
Она обняла меня:
– Тебе одежда нужнее, ведь ты ходишь в школу.
– Но у тебя нет даже зимнего пальто.
– Господь обещал удовлетворить наши нужды. Он сдержит обещание, только не по нашему требованию, а когда придет время. Все будет хорошо.
Я завидовала ее упрямой, непоколебимой вере. Особенно в такие ночи. Штормовой порыв взвыл в дымоходе и раскидал угли в очаге.
– Можно нам сегодня запереть двери? – спросила я.
Мама улыбнулась, взяла в руки черную каминную лопатку и расправила золу на тлеющих углях.
– Эдит, от этой бури нельзя спрятаться. И ты знаешь, что мы не запираемся, как и наши соседи. Особенно в такие ночи, когда кому-то может понадобиться крыша над головой.
Она взяла со стола лампу и пошла в свою комнату. Я отправилась за ней, путаясь под ногами.
Я помню одну ночь, которая изменила многое в нашей жизни.
Уложив меня в постель, она еще не успела снять свой безумный лоскутный халат, как внезапный порыв ветра хлопнул входной дверью, принес запах дождя и с грохотом раскидал вещи в гостиной.
– По-моему, это был не только ветер с громом.
Мама схватила лампу и снова пошла в гостиную. Я боялась идти с ней. Но еще сильнее я боялась остаться одна.
Вначале мы увидели только разбросанное содержимое маминой корзинки для рукоделия. Потом наши глаза заметили грязные следы на голом сосновом полу, тянувшиеся от двери до кожаного кресла у камина.
Скрючившись, в кресле сидел растрепанный и промокший до нитки мужчина, коренастый, одетый в темный, заляпанный грязью костюм. У него изо рта гадко пахло. В левой руке он все еще держал помятую банку.
– Мама, это мистер Холл!
Мама лишь кивнула, выкапывая угли из золы в камине и стряхивая разлетевшуюся золу. Она отнесла угли в дровяную печь на кухне и накрыла их большой охапкой сосновой растопки, которую мы собрали с утра.
– Я сварю кофе. А ты разведи огонь, – велела она, – чтобы наш гость согрелся и обсох.
– Но мама, он же пьяный!
– Да, и он, должно быть, так напился, что принял наш дом за свой.
– Но до его дома идти четверть мили.
– Юная леди, мистер Холл не пьяница. Я не знаю, что с ним сегодня стряслось. Но он – хороший человек.
Я знала, что мистер Холл по понедельникам на попутке добирался до своей швейной лавки в Литтл-Рок, где подолгу трудился всю неделю. Днем по субботам он устало тащился домой, опираясь на свою трость.
Будто прочитав мои мысли, мама шепнула:
– Наверное, ему иногда бывает очень одиноко.
Я стояла в дверях кухни, когда меня потрясла случайная мысль.
– Ой, мама, а что же скажут люди, когда узнают, что мистер Холл напился?
–
– Да, мама.
Шторм бушевал, а мама принесла мистеру Холлу кружку дымящегося черного кофе. Она приподняла его голову, уговаривая выпить все содержимое по глоточку за раз. Когда кружка почти опустела, он смог приоткрыть глаза и узнать нас.
– Миз Ан-вуд.
– Да, мистер Холл. Все будет хорошо.
Гость – это любой человек, который пришел к нам с миром.
Когда мама отнесла кружку обратно на кухню, мистер Холл оперся на трость, сложил лоскутное покрывало на кресло и нетвердой походкой вышел навстречу затихающему шторму. Мы глядели, как он неуверенно идет к нашим воротам, а остатки молний подсвечивают ему дорогу.
– Похоже, дальше наш гость сможет справиться сам.
– Мама, а почему ты зовешь его гостем? – спросила я. – Он же просто сосед. Мы его не приглашали к себе домой.
– Гость – это любой человек, который пришел к нам с миром. Ты помнишь, кого зовут соседом в притче о добром самаритянине?
– Человека, который помог незнакомцу.
– Видишь, а раз мистер Холл стал нашим гостем, пускай и случайно, мы смогли стать его соседями.
Несколько недель спустя мы пришли домой из церкви и обнаружили на столе коричневый бумажный пакет с подписью: «Для миссис Андервуд».
– Наверное, это те выкройки, которые миссис Чайлз пообещала отложить мне. У ее дочери размер как у тебя. Можешь открыть, если хочешь, – сказала мама и ушла переодеваться.
Я потянулась к шуршащему пакету.
– Мама, нет! – крикнула я. – Это пальто для тебя, очень красивое!