Куриный бульон для души. 101 история о женщинах

Но и на это она дала мне ответ. В детстве я не понимала, за что мне такие страдания. Теперь знаю: именно препятствия делают нас людьми. Мама со мной всегда, я чувствую ее присутствие. Иногда, когда я боюсь с чем-то не справиться, я вновь вижу ее лучистую улыбку. У нее было большое сердце – оно помогало ей стойко выносить все трудности. И меня она научила тому же.

Кэти Ли Гиффорд и Стейси Насалроад

Мы прошли долгий путь

Женщина – как чайный пакетик: никогда не знаешь, насколько она крепка, пока не опустишь ее в горячую воду.

Элеонора Рузвельт, общественный деятель

В 1996 году мы, женщины, активно включились в процесс сотрудничества и взаимовыручки, который прежде был прерогативой мужчин.

Теперь нам живется куда легче, чем 40–50 лет назад. Всякий раз, радуясь этому, я вспоминаю свою маму и спрашиваю себя: смогла бы я пройти через то же, что и она?

К 1946 году мои родители, Мэри Сильвер и Уолтер Джонсон, были женаты семь лет, и у них родилось уже четверо весьма бойких и шумных детей. Я, шестилетняя, была старшей; остальные немногим младше – два мальчика, четырех и двух лет, и совсем еще крошечная девочка. Мы жили в очень старом доме, соседей поблизости не было.

Я мало знаю о жизни родителей в то время, но поскольку сама вырастила двоих детей, живя в дальних уголках страны, то могу представить, каково было моей матери. С маленькими детьми, мужем, чьего чувства долга хватало лишь на то, чтобы приносить домой немного бекона и подстригать газон, без соседей и друзей, у нее не было никакой отдушины от груза ответственности.

Однажды отец ни с того ни с сего решил, что она «блудит». Когда у нее было на это время и с кем она вообще могла познакомиться, не говоря о том, чтобы «блудить» – ведь мы постоянно путались у нее под ногами, – для меня загадка. Но отец так решил, и переубедить его было невозможно. Однажды весной 1946 года мама пошла за молоком, а когда вернулась, отец стоял в окне второго этажа с ружьем.

– Мэри, – сказал он. – Только попробуй войти в дом, и я убью твоих детей.

Так он дал ей понять, что подает на развод. Тогда моя мать в последний раз видела свой дом. Ей пришлось уйти в чем есть, с теми деньгами, что остались в кошельке – и литром молока.

Сегодня у нее, вероятно, было бы несколько вариантов: приют, «горячая линия», друзья, с которыми она познакомилась бы на работе. В кармане лежала бы чековая книжка или кредитные карточки. И она могла бы без стыда обратиться за помощью к своей семье. Но в 1946 году мама осталась совершенно одна. Отцу даже удалось настроить ее отца против нее. Мой дед запретил моей бабушке общаться с дочерью именно тогда, когда та нуждалась в ней больше всего.

Незадолго до суда отец сказал:

– Слушай, Мэри, я на самом деле не хочу развода – я просто хотел тебя проучить.

Но мама понимала: как бы ни было тяжело, все лучше, чем вернуться и позволить такому отцу нас воспитывать. Поэтому она ответила:

– Ни за что. Назад дороги нет.

Но куда ей было идти? Домой – нельзя. В Амхерсте оставаться тоже было невозможно.

Во-первых, она знала, что никто ее не примет, во-вторых, после возвращения солдат с войны найти работу было невозможно; в-третьих – и в-главных – там отец. Поэтому она села в автобус и отправилась в единственное место, где была хоть какая-то надежда, – в Нью-Йорк.

У моей матери было одно преимущество – хорошее образование. Она окончила математический факультет Колледжа Маунт-Холиок, но выбрала тот же путь, что и большинство женщин 30 – 40-х годов: из школы – в колледж, из колледжа – замуж. И теперь она понятия не имела, как найти работу и обеспечить себя.

У Нью-Йорка, в свою очередь, тоже был ряд преимуществ: он находился всего в 200 милях, так что она спокойно могла позволить себе билет на автобус. В большом городе можно было найти хоть какую-нибудь работу.

Приехав в Нью-Йорк, мама отыскала Ассоциацию молодых христианок, где давали ночлег за 1,50 доллара в день. В соседней закусочной сети «Хорн энд Хардарт» сэндвич с салатом и яйцом и кофе стоили 1 доллар.

Потом она принялась обивать пороги агентств по трудоустройству. Недели проходили безрезультатно: дипломированные математики никому не требовались, а для женщин работы не было вообще. Каждый вечер она возвращалась в Ассоциацию, стирала свое нижнее белье и белую блузку, вешала их сушиться, а по утрам разглаживала утюгом складки на блузке. Вместе с серой фланелевой юбкой эта одежда составляла весь ее скромный гардероб.

Деньги мало-помалу таяли, список агентств по трудоустройству сокращался. Наконец, в один совсем не прекрасный четверг пришел черед последнего агентства, а в кармане у мамы осталось меньше 1,50 доллара – не хватало даже на ночлег. Она старалась не думать о том, что придется ночевать на улице.

Заполнив обязательные бланки и дожидаясь своей очереди, она уже приготовилась услышать плохие новости.