Дженни не думала, что у нее хватит мужества бегать и зимой, но Брюси был тверд, как скала. Качая головой и не веря своим глазам, когда пес резвился в снегу и лаял под окном Дженни, чтобы разбудить ее, Джон решил подарить жене теплый и легкий спортивный костюм для зимнего бега. Весна принесла с собой слякоть и дожди, но Брюси по-прежнему хотел бегать, и что оставалось делать Дженни? Они вместе терпели морозы и сугробы. Уж конечно, как-нибудь да потерпят и слякоть на размокших дорожках. Кроме того, она тоже стала Брюсовым партнером по бегу. Она уже даже не пыталась говорить «нет» этим большим шоколадным глазам, которые преданно глазели на нее каждое утро, когда Брюси приходил к ней с поводком в зубах. Иногда он даже сам притаскивал ей кроссовки.
Они бегали вместе десять лет. Когда артрит и возраст вынудили его лежать на крыльце, дожидаясь возвращения Дженни с тренировки вместе с новым щенком, Брюси, казалось, не имел ничего против. Он лежал, опустив голову на лапы, пока не замечал, что они появились в поле зрения, и тогда его хвост начинал взволнованно колотить по веранде. Когда они добирались до подъездной дорожки, он с охотой шел здороваться, и все его тело дрожало от восторга, как и тогда, когда он сам был щенком.
Брюси умер в прошлом году. Джен, Джон и их дети развеяли его прах над лесной тропой, по которой они с Дженни так часто бегали месте. Сегодня Джен продолжает бегать с молодой собакой и со своими подрастающими детьми. Как и Брюси, они не дают ей поваляться в постели в дождливое субботнее утро.
Дженни по-прежнему делает футболки на заказ, но для нее самой «битва с жиром» перестала существовать. Она сейчас разрабатывает дизайн футболки для Бостонского марафона, который собирается бежать следующей весной. Спереди на футболке изображен нарисованный от руки лабрадор-ретривер. На спине Дженни написала: «Брюси, это в твою честь».
Нелишние десять минут
Поднимаясь поутру, прими решение сделать этот день счастливым для ближнего своего.
По понедельникам в два часа пополудни мы с Бо приезжали в санаторий «Силвер-Спринг» в северо-восточной стороне Милуоки, где в течение часа проводили терапию с пожилыми людьми, которые жили там. Мы шли по коридорам, здороваясь с каждым, кто попадался нам на пути к общей гостиной, куда могли приходить обитатели центра, чтобы приласкать Бо и понежиться в ответном обожании этого красавца – довольного жизнью десятилетнего, весящего сорок пять килограммов добермана-пинчера. Просто невозможно было поверить, что это тот же самый пес, который приполз к моему порогу восемь лет назад настолько избитый, покрытый шрамами и запуганный, что стоило встретиться с ним взглядом, как он плюхался на спину, задирал лапы и делал лужу, пока мне не удавалось, поглаживая, успокоить его и утешить, чтобы он снова почувствовал себя в безопасности.
Во время нашего первого приезда, когда мы шли по канареечно-желтому Первому коридору, я услышала взволнованный голос пожилого мужчины с сильным немецким акцентом, доносящийся из комнаты номер 112:
– Ма, Ма, здесь немецкая собака! Немецкая собака здесь!
Едва я услышала этот голос, как изборожденный морщинами, седовласый, заразительно энергичный мужчина ростом около ста восьмидесяти трех сантиметров уже стоял в дверях, приветствуя нас взмахом сильной руки с широкой раскрытой ладонью и приглашая войти.
– Я Чарли. Это моя жена, Эмма. Входите же, входите!
Когда Бо услышал дружелюбный, полный энтузиазма голос Чарли, все его тело задвигалось в обычной для него виляющей лихорадочной радости, готовое занять позицию «дай-ка-я-привалюсь-к-твоему-бедру» в ожидании ласки, которую Чарли ему немедленно и обеспечил. Когда мы вошли в комнату, хрупкая, но жизнерадостная Эмма – лет восьмидесяти с лишним, с подкрашенными фиолетовым оттенком седыми волосами – сидела в постели, улыбаясь и похлопывая ладонью рядом с собой. Ей пришлось хлопнуть только один раз, и Бо, всегда такой послушный, в ошейнике и на поводке, уже был на кровати, лежа рядом с ней и облизывая ее лицо. Ее глаза наполнились слезами, когда Чарли рассказывал нам, что они с Эммой иммигрировали в Соединенные Штаты из Германии во время Второй мировой войны и им пришлось оставить там своего любимого добермана Макса. По словам Чарли, Макс был просто копия Бо.