Куриный бульон для души: 101 история о животных (сборник)

Прикрыв глаза, он с минуту размышлял, а потом добавил:

– С другой стороны, может быть, повезло и вашей собаке!

Тут двери монастыря снова распахнулись, и этот удивительный буддийский монах вышел из здания и спустился по застеленной красной ковровой дорожкой лестнице, высоко подняв голову и приветствуя собравшихся. Вокруг него толпились женщины и дети с корзинками цветов, которые бросали ему под ноги.

Я была настолько очарована магией этого момента, что поначалу ничего не заметила. Но потом, к своему удивлению, увидела собственного щенка – того самого щенка, которого сочли некрасивым, – теперь он стал похож на прекрасную звезду! Кармапа высоко поднял мою девочку с выражением величайшей гордости на лице, и толпа взревела от восторга. Могу поклясться, что щенок при этом тоже улыбался.

С этого момента мне казалось, что все происходило словно в замедленной съемке. Процессия продолжила свой путь вниз по лестнице. Кармапа и его сопровождающие сели в ожидавший их черный лимузин. Сквозь плотно сомкнувшуюся толпу я в последний раз увидела собаку и монаха за тонированными стеклами машины. В том, как они сидели вместе на сиденье, что-то подсказало мне, что с моей девочкой все будет в порядке. Она не просто была рядом с Кармапой: он усадил ее к себе на колени. Похоже, они очень быстро прониклись уважением и доверием друг к другу. Лимузин увез их прочь, оставив за собой след из разноцветных розовых лепестков.

После этого монахи из монастыря регулярно держали меня в курсе ее приключений и странствий. Я узнала, что Кармапа ездил со своим тибетским терьером по всему миру. Вид ее забавной мордочки всегда дарил ему и другим чувство радости, и поэтому он дал ей имя, которое переводится с тибетского как «прекрасная счастливица». Она стала его другом и преданной спутницей, и на протяжении всей ее жизни они редко расставались.

Лишь немногие сумели оценить дар собаки, считая ее поначалу уродливой, однако с момента рождения она буквально лучилась счастьем. Она словно знала, что непременно встретит замечательного друга, Кармапу, который распознает в ней истинную красоту и полюбит ее великую душу.

Энджел ди Бенедетто

Общество анонимных сюсюкателей

Во время учебы в колледже я начала заниматься самовоспитанием, чтобы вписаться в сложившееся у меня представление о том, каким должен быть подающий надежды писатель. Я воображала себя знатоком языка и содрогалась, когда другие допускали ошибки в речи. Сильнее всего я презирала людей, которые «распускали слюни» над младенцами или, того хуже, домашними животными. Хотя в моей жизни тогда не водилось ни первых, ни вторых, я была совершенно уверена в том, что, когда они появятся, стану идеальным примером для матерей и любителей животных во всем мире.

А потом однажды позвонила моя подруга Марша и спросила, не хочу ли я взять к себе бродячего кота.

– Он мерзнет и всего боится, – рассказывала она. – Живет у моего соседа под крышей гаража. Кто-то выбросил его из машины.

Кошки – разумные животные, подумала я. Всегда восхищалась их царственными повадками и независимостью. Кроме того, у Чарльза Диккенса, Герберта Уэллса и Марка Твена были домашние кошки. Представила себе кота, свернувшегося клубочком у моих ног, пока я работаю, может быть, даже вдохновляющего меня стремиться к новым высотам творчества… И пригласила к себе Маршу вместе с котом.

Когда Марша приблизилась к моей квартире, я скорее услышала кота, чем увидела. Он громко протестовал, пока она не поставила переноску на коврик в моей гостиной. Стоило ей приоткрыть дверцу, как оттуда вылетел худющий черный кот, промчался по спальне, запрыгнул поочередно в ванну и раковину, выскочил обратно и, прискакав в гостиную, взобрался ко мне на колени.

– Ну, мне пора бежать, – сказала Марша, подхватывая переноску и выскальзывая за дверь одним слитным движением. – Кричи, если что понадобится.

К этому моменту кот уже наминал лапами мой живот в лихорадочном темпе, напоминая боксера, обрабатывающего тренировочную грушу.

– А ты не скромник, как я погляжу, – с сухой иронией сказала я коту. Несмотря на худобу и костлявость, шерсть его в свете лампы сияла чернотой в синеву, как вороново крыло. Его горчично-желтые глаза быстро моргнули мне, прежде чем он возобновил свое занятие.

– Наверное, надо как-то тебя назвать, – пробормотала я и поперхнулась собственными словами. Ничего себе, подумала я. Уже разговариваю с этим животным, словно оно что-то понимает.

– Ральф, – продолжала я против собственной воли. – Ральф – хорошее имя, без всякого сюсюканья.

Никаких там «миленьких» Бобо или Пушистиков для меня не существовало.

В тот вечер я установила правила кошачьей жизни. Ральфу не полагалось запрыгивать на мою кровать. Он должен был спать на коврике в гостиной. Должен был научиться адекватно реагировать на простые односложные команды. Со своей стороны, я обязалась разговаривать с ним как с разумным животным, коим он и являлся.