Куриный бульон для души. 101 рождественская история о вдохновении, любви и чуде

В Сочельник я приготовила бутерброды, чтобы взять их с собой рождественским утром. Мы купили термос для кофе и еще кое-какую еду. Мы пригласили на наше Рождество друзей, родственников и некоторых соседей, упаковали подарки, набили рождественские носки и поехали из нашей квартиры в новый дом.

Там было отопление и стены, но больше ничего. Мы повесили гирлянду на недоделанные перила лестницы. На месте будущей кухни мы поставили раскладной стол, который я застелила скатертью с веселыми оленями. В гостиной, где не было ни ковра, ни обоев, мы расставили складные стулья.

Целый день нас навещали друзья и близкие, и мы показывали им дом. Я объясняла, где в будущем будет стоять наша елка. Мы слушали рождественские песни и радовались смеху, который заполнял наш новый дом.

Не такого Рождества я ожидала, но все же мы были дома и были счастливы.

Брук Линвилль

Чили в Сочельник

Вокруг нас многое меняется, но жизнь наша начинается и заканчивается в семье.

Энтони Брандт, писатель

– Не спеши, – сказала мне в тот день мама. Ее голос терялся в треске бурана, бушевавшего на западе Новой Англии. – Пусть буран утихнет, тогда и приедешь домой. На Рождество ты будешь здесь. Это самое главное.

Что ж, может быть, подумала я, положив трубку и выглядывая в окно своей бостонской квартиры. На небе сгущались тучи. Снега пока не было. Если выехать прямо сейчас, не теряя ни минуты, я успею добраться до Нью-Йорка. Я окажусь дома как раз к ужину из чили и кукурузного хлеба и украшению елки, которые стали нашей семейной традицией в Сочельник.

Мама всегда была паникершей: она зазывала нас домой перед снегопадом, когда с неба еще не упало ни одной снежинки, и протягивала нам зонтики, если облака становились хоть чуточку сероватыми. Если ничего не говорить ей, она не будет волноваться. А когда я появлюсь на пороге, она поймет, что я уже взрослая и могу сама решать за себя.

Через несколько минут я уже сидела за рулем своего «Олдсмобиля Омега» 1974 года, который мне за год до своей смерти подарила бабушка Джинь-Джинь. Это был настоящий танк: двери закрывались с жутким грохотом, мотор ревел от натуги, а глушитель давно пора было поменять.

Но состояние машины волновало меня еще меньше погоды. Ослиное упрямство я тоже унаследовала от бабушки.

Вот так я и оказалась в сумерках на Массачусетском шоссе. Снег заметал все окна, печка то включалась, то выключалась, а дворники норовили примерзнуть к стеклу.

Я залила в машину еще немного бензина, надеясь, что мое ослиное упрямство победит буран, и погромче включила радио, чтобы заглушить гул и рев холодного ветра.

Но буран это не напугало.

В итоге я встала на обочине. Машина так промерзла, что дворники совсем перестали работать.

Я сидела в темноте. В тишине. В холоде. Я думала о чили, о церковной службе, о том, как около восьми вечера папа объявит, что настало время спускать елку с чердака и наряжать ее. Одна из сестер будет отвечать за фонарики, а другая примется подбирать помеченные разными цветами ветки и вставлять их в цветные пазы на стволе. Близнецы повесят игрушки на нижние ветки. Мы укутаем елку мишурой, а мама с папой будут указывать: «Не все сразу, лучше по одной полоске».

Сама я должна была вешать игрушки на верхние ветки и фотографировать, а еще громко и фальшиво подпевать рождественским песням. Но я застряла на обочине Массачусетского шоссе в машине, которая медленно, но верно превращалась в огромный сугроб.

Выйдя наружу, я сняла варежки, протерла дворники и попыталась согреть их своим дыханием. Они не сдвинулись ни на сантиметр. Намотав варежки на основания дворников, я подождала пару минут и попробовала снова.

Бесполезно.

Похоже, мне придется провести на обочине не только Сочельник, но и само Рождество. В тот момент я была практически уверена, что останусь куковать там до наступления весны. А в Массачусетс она приходит где-то в мае.

И почему я не послушалась маму?

Это все гены Джинь-Джинь. Она всегда делала все по-своему. Нет сомнений, что ко мне перешла ее привычка сначала действовать и лишь затем думать.

Пока машина становилась все белее снаружи и холоднее внутри, я вступила в мысленный разговор с Джинь-Джинь. Мы обсудили, как я оказалась на Массачусетском шоссе в разгар бурана и как я могла быть столь самоуверенной, что решила, будто смогу победить мать-природу. Винить мне в этом, кроме себя самой, было некого.

Но я бросилась в буран не затем, чтобы доказать маме, что я уже достаточно взрослая. Я просто скучала по родителям, сестрам и брату, по чили с кукурузным хлебом и горящим на телевизоре свечкам. Мне хотелось на Рождество оказаться дома со своей семьей – есть чили, ставить искусственную елку и спорить о том, как лучше разместить на ней мишуру.

Снег отрезал мне путь, но мама была права: Рождество оставалось Рождеством, независимо от того, была ли я рядом или встречала праздник одна с мыслями о родных.