Куриный бульон для души. Я решила – я смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного

К пятому месяцу дела наши выглядели неважно. Я получила за свои труды копейки, у Пола была почти безденежная работа с частичной занятостью: он продавал ленту с надписью: «Место преступления: не переступать!» – и наши сбережения быстро таяли. Но потом ситуация начала понемногу меняться. Одна из компаний, производящих поздравительные открытки, перевела меня на постоянные заказы на 30 шуток в месяц. Один из гостей конференции предложил неплохой гонорар, если я соглашусь вести корпоративы для сотрудников его фирмы. Придуманную мной забавную фразу («Мой предыдущий фартук сгорел при пожаре») напечатали на фартуках. И я убедила местный колледж взять меня на работу – вести курсы по юмористическому творческому письму и стендапу, предмету, о котором сама имела в лучшем случае приблизительное представление. К тому времени я уже отрастила себе неслабую хуцпу[8].

И вот она я, двадцать три года спустя. Пол давным-давно вернулся к мамочке в Индиану. Я по-прежнему любуюсь ручьем из своего кабинета. В 2003 году я завоевала премию Эрмы Бомбек как писатель-юморист (за правдивую историю о том, как сгорела при пожаре моя первая маммограмма) и опубликовала двадцать пять юмористических книг. Девять лет я вела академические курсы по темам типа «Комедия: герой или грубиян» и «Комедия и медиа» в крупном университете. В этом году голливудский продюсер попросил меня написать сценарий. Я преподаю импровизацию и стендап, и все мои друзья кажутся мне до ужаса смешными.

У них на лбу читалось: ну-ну, скоро ты приползешь обратно в «реальный мир».

Я до сих пор страдаю одышкой – но теперь в основном от смеха.

Ли Энн Джешуэй

Спасибо, но я все равно попробую

«Не могу» – два слова, которых никогда не было в моем словаре. Я верю в себя больше, чем во что бы то ни было в этом мире.

Вильма Рудольф

С самого рождения у мира были в отношении меня определенные ожидания: я – чернокожая. Я родилась в большой шумной семье, балансировавшей на грани между жизнью на пособие и мизерными непостоянными заработками. В Бушвике, районе Бруклина, где я выросла, было много таких семей.

Мои родители старались сделать все, чтобы я и мои братья хорошо учились. Несмотря на то что мы часто донашивали старую одежду друг за другом и ходили в обуви, которая была нам не по размеру, у нас всегда были необходимые учебники и школьные принадлежности. Родители умудрялись пораньше уходить с работы, чтобы присутствовать на родительском собрании или встрече с учителем и, несмотря на усталость и обилие домашних дел, сидели с нами до полуночи, не ложась спать, пока мы писали очередное сочинение по прочитанной книге.

Люди видели во мне девчонку, которая продает наркотики и забеременеет, так и не окончив школу.

Несмотря на особенности нашего социоэкономического статуса и внешности, многие ребята из нашего квартала, с которыми я вместе росла, сумели добиться успеха. Кто-то работал в банке, школе, газете, кто-то профессионально занимался музыкой, спортом, политикой… Кто-то даже стал предпринимателем. Но были и те, кто после учебы вернулся домой, устроился работать туда же, где работали родители, и завел семью.

И пусть наши родители в финансовом плане не могли обеспечить нас ничем, кроме самого необходимого, им удалось вселить в нас уверенность, что мы можем реализовать даже очень смелые мечты и стать прекрасными людьми, которые со временем смогут изменить мир.

Я часто удивляла людей просто потому, что они не видели дальше моего цвета кожи. Например, когда, будучи подростком, я уезжала куда-то за пределы своего района, люди видели во мне девчонку, которая, возможно, продает наркотики и забеременеет, так и не окончив школу. Никто не ожидал, что я могу оказаться умной и начитанной.

Никто не ожидал, что в старших классах по вечерам и в выходные я буду заниматься теорией музыки и сольфеджио и брать уроки вокала у преподавателя с международным именем, чтобы в итоге стать классической певицей. И уж конечно, глядя на меня, вы вряд ли подумаете, что я обладаю литературным талантом и не раз получала премии за свои стихи.

Люди часто смеялись над моими намерениями и пытались отговорить меня от затей, которые, как они были убеждены, я просто не смогу осуществить.

– Никто никогда не сдает этот экзамен, знаешь ли, – сказал мне однажды Морис Портер, самоуверенный вокалист с выпускного курса, когда я пыталась просочиться мимо него в узком коридоре «Робертсона», корпуса, в котором размещалось большинство крохотных душных репетиционных классов Оберлинской музыкальной консерватории.

– Спасибо за информацию. Я все равно попробую, – ответила я, – просто чтобы узнать, что это за экзамен, потому что все подряд советуют мне его не сдавать. Должно быть, он действительно трудный.