— Ну-ка дай я тебя получше разгляжу. — Тётя Фая отстранила Дашу и крепко надушенным платочком вытерла с её щёк следы губной помады. — Прямобровая, сероглазая, вся в нашу, губинскую, родню.
— А у вашей Али глаза голубые, — с облегчением вздохнула Даша: ей казалось, что даже изо рта у неё теперь идёт запах тёти Фаиных духов.
— С чего ты взяла, что голубые? А, на фото… Это дядя Сеня подголубил, вечно у него фантазии.
Загудел «газик».
— Погодите! — замахала руками тётя Фая и пояснила — Это геологи, от самой станции меня подвезли. Может, картошечки им… Они как раз о картошке мечтали, где бы купить.
— Ну конечно! — обрадовалась мама. — Даша, набрасывай в ведро клубни покрупней.
— Ладно, вы тут действуйте, — сказал папа, подхватывая чемодан, — а я к трансформаторам наведаюсь — время уже.
— Наташа, он у тебя всегда такой бука? — спросила тётя Фая. — Или не рад мне, а может, ему картошки жаль?
— Ну что ты, Фая… — лицо у мамы сделалось несчастным. — Да он просто очень стеснительный…
Картошки нагребли быстро.
— Значит, вы геологи, — приговаривала мама, — опрокидывая ведро в рюкзак. — А я когда-то геологом мечтала стать, даже два года проучилась.
— А потом? — спросил усатый геолог.
— Потом бить её некому было, — ответила за маму тётя Фая. — Поехала на целину со стройотрядом, да и осталась. На вокзале оркестр играет, я с букетом возле вагонов бегаю: «Где Наташа?» А мне: «Замуж вышла ваша Наташа, просила вещи прислать». Меня чуть инфаркт не хватил…
— Ну, из-за этого инфаркт… — засмеялся усатый и обратился к маме: — Сколько мы вам должны?
— Да вы что? — обиделась мама.
— Ну что ж, спасибо. — Геолог покрутил ус. — Тебя как зовут, девочка?
— Даша.
Геолог достал из машины плоскую коробочку:
— Держи на память!
В коробочке оказались разноцветные фломастеры. Даша давно о таких мечтала.
— А спасибо? — спросила мама. — У тебя что язык ниткой перевязан?
— У неё глаза говорят спасибо! — засмеялся усатый. — Вон как сияют… Ну, до свидания!
Между тем тётя Фая пыталась подружиться с Николкой. Она подняла его перед собой, но он упёрся коленками ей в грудь, выгнулся и так заверещал, что тётя Фая поспешно поставила его на землю.
— Ух ты, сам с воробья, а сердце с кошку.
А Николка, с перепугу наверное, вдруг стал подбирать клубни и бросать их в ведро.
— Наташа, они что у тебя, с пелёнок в земле возятся? — изумилась тётя Фая. — Гляди, какой работяга.
В тот день картошку больше не копали. Перепачканный шоколадом Николка возился с самосвалом, который привезла тётя Фая, а Даша вертелась перед зеркалом в розовом платье с оборками и бантами. Из-под пышных оборок выглядывали чёрные, сбитые за лето коленки, локти были остры и шершавы, но всё равно Даша очень себе нравилась в этом платье.
В соседней комнате, за столом у взрослых, было шумно и весело.
— Я ведь не просто к вам в гости приехала, — вдруг заявила тётя Фая, — я на разведку… Помнишь, Наташа, ты писала, что у вас в новый Дом культуры директор требуется?
Даша насторожилась, но разве даст Николка послушать? Такой грохот поднял со своим самосвалом. Бибикает, визжит от восторга.
— Николка, перестань!
— Ну и расшумелись вы тут.
— Я, что ли, шумлю?
Мама не стала слушать объяснений Даши и прикрыла дверь. Теперь доносились только обрывки разговора: «подъёмные… квартира с удобствами…»
— А ты всё перед зеркалом? — заглянула мама. — Давай-ка переоденься, кур покорми, да заодно и Курлышку.
— Это пёсика вашего так зовут? — спросила тётя Фая.
— Нет, его Лапик зовут, — пояснила Даша, — а Курлышка — журавль.
— Живой журавль? — ахнула тётя Фая. — Ну, чудеса тут у вас…
Тётя Фая пошла в гараж вместе с Дашей. Курлышка уже немного привыкал к хозяевам, но, увидев незнакомку, забился в угол и судорожно дёргал шеей.
— Алечка, если узнает, покою не даст: «Поедем скорей к тёте Наташе». Она же так животных любит. Кошка, собачка бездомная — всех в дом тащит…
В тот вечер тётя Фая только и восторгалась Курлышкой.
— Журавль в руках — не синица… Быть в вашем доме большому счастью. Ничего, Дашутка, я тут всё переверну, если переедем. Что у вас тут на отшибе за жизнь? Другие девочки в твоём возрасте только и знают в куклы играть… Я вас на главную усадьбу перетащу — помяни моё слово!
Тихо в доме. Так тихо, что слышно, как гудят трансформаторы под ясной луной. И в окна бьёт луна сквозь тюлевые шторы. Папа взял раскладушку и ушёл спать в дежурку; давно уж Николка угомонился, а тётя Фая с мамой всё шепчутся в спальне, и Даша угрелась возле них под тёплым верблюжьим одеялом. Снится или не снится Даше — горит костёр в степи, а вокруг него студенты пляшут, поют… Вот вышел к костру из темноты долговязый парень. В выцветшей гимнастёрке, в пыльных сапогах. Сел на траву, обхватил колени громадными, как лопаты, ручищами, смотрит на огонь и молчит. Подошла к парню девушка, боевая, весёлая, потянула его в круг танцевать.
«Как тебя зовут?»
«Павел».
«А я — Наташа… Ты местный?»
«И да, и нет…»
«Как это — и да, и нет? Где ты живёшь?»
«А мои хоромы в чистом поле, небом крыты, ветром огорожены…»