Курнос

Конец октября выдался холодным. С утра начал падать мелкий снег, запорашивая улицы города. Запахло подкрадывающей зимой. Люди с испорченным настроением от пасмурной погоды укутывались в теплые куртки и пальто. Ёще не упавшие до конца желтые листья с деревьев, не выдерживая вес мокрого снега, сдавались природе, и пикировали на землю. А застигнутые врасплох воробьи жались в углах домов или прятались на чердаках, деля насесты с голубями. В центре города было теплей, и шедший снег ещё был мокрым, а на окраинах – уже сухой и колкий.

К такой непогоде мальчишки были еще не готовы. Курнос, первый вылезший из колодца наружу справить нужду, обнаружил дыхание зимы, о чем тут же доложил парням. После короткого собрания, было решено устроить променад за зимней одеждой в город. Баян, поворчав для приличия, полез в дальний тёмный угол, куда не доходил свет от ламп, и извлек оттуда несколько зелённых банкнот. Никто из парнишек не знал, куда прячет Баян деньги, но в принципе, никто и не интересовался.

За покупками одежды снарядились идти Баян с Косым, как боле менее рослые и представительные парни, Серого решили взять тоже, как самого образованного из всей компании, считать то он точно мог лучше всех. Шмыг стал напрашиваться с парнями, но после обещания Баяна купить эти злополучные капли в нос, он отстал от них.

Когда парни ушли, оставшиеся мальчишки приступили к еде. Зайка, все еще чувствуя за собой вину, униженно бегал от миски к миске, добавляя парнишкам добавки и поднося куски хлеба. Как это ни странно, а мальчишки уже и забыли, почти все, недавние похороны. Лишь ночью, ближе к утру, в страхе проснулся Малый, которого тут же взяла к себе на лежанку Милка, где он забылся и сразу заснул, засунув большой палец в рот.

Курносу ночью опять снилась мама, утром он всё пытался вспомнить её лицо, во сне казавшееся таким родным и близким. Остальное было уже как в тумане, помнил лишь, что она его звала к себе, и он так хотел сильно к ней. И имя! Она звала его по имени… не «Курнос», а совсем по другому…

Рядом, на лежанку отсутствующего Серого, присел с тарелкой Каряга и задумчиво посмотрел на Курноса.

– Курнос, ты чё такой странный? – миролюбиво спросил Каряга, глотая кашу.

– Сам ты Курнос… Егор, зови меня Егор! – огрызнулся Курнос, сделав гордое лицо.

– Ты чего, белины объелся? – поперхнулся Каряга, удивленно уставившись на мальчугана.

– Егор… зовут меня так!.. а то всё Курнос, да Курнос..

– Да успокойся… не с той ноги что ли встал?..

– Мать мне приснилась, – всхлипнул Курнос, протирая рукавом проступившие слезы, – и она меня Егором звала…

– Да ну… а говорил, что у тебя никого не было…

– Серый говорит, что у всех кто-нибудь да был… я вот вспоминать начинаю… правда, лицо опять забыл, как проснулся…

– Да уж, – пробормотал Каряга, задумавшись о своем, – а я вот помню свою мамку очень даже хорошо… красивая была такая… и добрая!

Курнос повернулся к Каряге.

– Да и отец был тогда ещё хороший.. у него даже машина была, представляешь!

– Да ну, что-то не вериться…. – недоверчиво выговорил Курнос.

– Я тебе отвечаю!!! Он не пил тогда… это после смерти мамки всё изменилось. Хм! – всхлипнул уже Каряга, откладывая в сторону тарелку, аппетит пропал от нахлынувших горьких воспоминаний.

– Костик! – от непривычного имени Каряга вздрогнул, – я теперь тебя буду только по имени звать!

– Спасибо Курнос… Егор, – улыбнулся Каряга, Курнос тоже.

– Как твой отец, ты его видел?

– Да нет ещё, мужики говорят, что в больнице он, избили его… чуть не умер даже!

– Жалко… так-то вроде он добрый у тебя…

– Да калдырь он поганый…

– Навести его в больнице, это же отец!

– Не знаю… посмотрим, может и сгоняю!

* * * *

На похороны друга, Сократ так и не пришел. На это было две причины. Во-первых, кто-нибудь мог пасти эти похороны, а светится в такой ситуации сродни самоубийству. Во-вторых, он не мог посмотреть в глаза жене Равиля…. Андрей отдавал себе отчет, что в смерти лучшего друга виноват именно он, и ни кто больше. Было такое чувство, что где-то надо напрячься, и повернуть время вспять, и сделать всё по-другому, а лучше вообще ничего не делать. Эти поганые деньги проложили прямую дорожку вниз, к его величеству Рогачу. Самое обидное, что деньги эти ушли вообще, куда – непонятно! Прям какое-то наваждение!