Куропаткин. Судьба оболганного генерала

«Вот в чем состояла сущность моей записки: как ни бедственна война для России, однако ж избегнуть ее можно не иначе, как достигнув мира почетного; распустить наши войска прежде, чем добьемся такого мира, мы не можем; а добиться такого его можем, только подняв голос и опираясь на нашу военную силу. Мысли эти были развиты Обручевым мастерски, и чтение мое, видимо, произвело сильное впечатление. Государь слушал с напряженным вниманием; Горчаков, Рейтерн и великий князь Константин Николаевич, видимо, были озадачены».

Озадаченность российских высших правительственных чиновников, переходящую в ОШЕЛОМЛЕННОЕ состояние, военный министр уловил мгновенно и, не дав им опомниться от увиденного и услышанного, решил усилить системное давление.

10 февраля 1877 года Обручев подготовил очередную записку, «в разъяснение предшествующей». В документе, явно выходя за пределы компетенции военного ведомства, Обручев размышляет об условиях мирного разрешения Балканского кризиса.

В основу позиции Военного министерства закладывается исключение демобилизации русской армии, ибо это, по мнению военных, будет символизировать победу Турции. Демобилизация возможна, если Турция после скорейшего заключения мира с Сербией и Черногорией демобилизует свою армию и разоружит флот, а также будет увеличено количество сотрудников русских консульств в Болгарии, которые вместе с приданной им консульской полицией заменят «предполагавшиеся международные консульские комиссии».

20 февраля 1877 года военный уполномоченный при Румынской армии в Бухаресте полковник Георгий Иванович Бобриков представил записку на имя военного министра Д.А. Милютина, в которой утверждал:

«Какой бы результат ни имело наше настоящее состояние, окончилось бы оно приведением армии на мирное положение или блестящею победою над турецкими войсками, во всяком случае, славяне еще раз неминуемо убедятся, что мы не в силах дать им того идеала, до которого долетает крылатая фантазия их большинства».

Мозаичная картина открытой и тайной борьбы между сторонниками невмешательства в Балканский конфликт и приверженцами радикального военного решения вопроса проистекала на фоне взвинченного отечественными российскими славянофилами до состояния массовой ИСТЕРИИ общественного мнения, тиражированию необсуждаемого, безальтернативного поголовного сочувствия всего населения империи кошмарному положению южноевропейских православных славян, угнетаемых турками.

Оценивая обстановку, предшествующую Русско-турецкой войне, с высоты прожитых лет, в 1906 году Куропаткин отдельно отметит болезненный для имперского самосознания фактор РЕВАНША:

«…нация такой мощи, как Россия, не могла примириться с предписанным ей в 1856 г. условием – не держать военного флота на Черном море. Не могла примириться и с потерей устьев Дуная, приобретенных ею после победоносной войны 1828–1829 гг. Поэтому, как ни сложны были причины войны 1877–1878 гг., но по существу своему эта война составляла продолжение нашей двухвековой борьбы за выход к Черному морю и за обеспечение этого выхода. Эта задача осложнилась на этот раз исторической необходимостью оказать помощь родственным племенам Балканского полуострова: сербскому и болгарскому».

Давление военного ведомства и массовый славянофильский угар, а также провал на русско-турецком дипломатическом фронте принесли свои плоды – 12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. В царском манифесте провозглашалось: