Курортная фишка

– Волшебно, – вздохнула Тая, спускаясь вниз по лестнице, – у человека такое горе, а ты ей чуть дверь не выломала.

– Я впала в неистовство, – принялась оправдываться моя пристыженная персона, – со мной такое редко бывает, ты же знаешь, я человек мирный. Прямо даже и не знаю, что на меня нашло.

Домой ехали в подавленном молчании. Все, баста, карапузики, у нас остался только один подозреваемый – мамонтенок Коля. Можно было пришвартовывать к берегу нашу калошу, сушить весла и выкидывать белый флаг капитуляции.

Дома мрачная Тая отправилась на мрачную кухню готовить мрачный обед, а я решила позвонить Гене. Он ответил сразу.

– Привет, это Сена.

– А, здравствуйте, ну что, поговорили с Мишей?

– Слушайте, – уклонилась я от прямого ответа, – вы не знаете, Михаил наркотики принимал?

– Не знаю, – удивился он такому вопросу. – А что?

– Он умер от передозировки.

– Как так?! – ахнул Гена. – От передозировки чего?

– Героина.

– Откуда вы это узнали?

– Его мама сказала. Кстати, как ее зовут?

– Нина Валентиновна, если не ошибаюсь. Боже, какой ужас! Я ничего не знал об этом!

– Погодите, – прервала я его стенания, – может вы в курсе, принимал ли наркотики Шиловский?

– Я не был с ним так близко знаком, просто знал его, как нашего постоянного посетителя. Он приезжал в «Водолей» поужинать, пообщаться, посмотреть программу, выпивал за вечер пару коктейлей – не больше. Принимал он что-нибудь или нет, я не знаю, но неадекватным его ни разу не видал.

– Понятно, – вздохнула я, и скорее для поддержания разговора, чем для большой надобности, спросила: – А Нина Валентиновна кем работает?

– Говорю же, я не очень близко знаю их семью, но вроде бы она бывшая медсестра или кто-то в этом роде.

– Ясно, спасибо. До свидания.

Повесив трубку, я поплелась на кухню помогать Таиске. Подруга дней моих суровых с сумрачным видом чистила картофель, в кастрюльке сердито булькали сосиски. Атмосфера в нашем клубе «Горе-горе детектив» царила скверная.

– Поверить не могу, что этот убийца оказался умнее и ловчее нас! – в сердцах сказала Тая, бросая очищенную картофелину в миску с водой. – Столько сил положили, столько здоровья растратили и что же, все напрасно? Корячились в этой Евпатории, как клоуны из погорелого цирка, строили из себя не пойми кого, вместо того, чтобы пузико на солнышке греть, и что же…

– Погоди-ка, попробую позвонить Кириллу Борисовичу, вдруг у него какие-нибудь новости появились.

– Ага, появись новости, он бы нам сообщил!

– Я все-таки позвоню на всякий случай, мало ли.

Вернувшись в комнату, я поискала блокнот с евпаторийским телефоном голубоглазого следователя и уселась в кресло, пристраивая аппарат на колени. Дозвониться до Кирилла Борисовича удалось с восьмой попытки. Услышав его голос, я радостно затарахтела, напоминая, кто же я, собственно говоря, такая.

– Да, Сена, здравствуй, – приветливо произнес он, – как продвигаются дела?

– Довольно скучно они продвигаются, – честно призналась я.

Хотела сказать про мамонтенка Колю, но не стала, Кирилл Борисович навряд ли посещал Эмине-Баир-Хосар и мог не понять моего тонкого юмора, а объяснять шутку по межгороду – у меня столько денег не наберется.

– А у вас есть какие-нибудь новости?

– Да вот появилась одна любопытная, – сказал Кирилл Борисович, и у меня тут же зашевелились волосы на затылке. – Поступило заявление от гражданки Верховской Ангелины Александровны о пропаже паспорта. Я позвонил в Москву, связался с нею, оказывается, Ангелина Александровна ни в какую Евпаторию в этом году не ездила.

– Так что же получается, – я вернула свою отвисшую челюсть на место, – по ее документам ездила другая женщина?

– Именно.

Перед глазами у меня возникла представительная дама с высокой прической.

– Но фотография…

– В том-то и дело, что женщина, предъявившая документы на имя Верховской, была точной копией женщины с фотографии паспорта.

– А у Верховской нет сестры близнеца?

– Нет.

– Поня-я-ятно, – перед глазами у меня мелькали какие-то помехи, будто я смотрела неисправный телевизор. Внезапно в моем сознании вспыхнуло долгожданное озарение. – Кирилл Борисович, я вам перезвоню!

Бросив трубку на рычаг, я понеслась на кухню.

– Тая, бросай картошку, поехали!

– Куда?

– Обратно на Марксистскую!

– Чего ради?

– Поехали, говорю тебе!

Через час мы снова стояли у двери квартиры на третьем этаже, слева от лифта. Я ткнула пальцем в кнопку звонка и не отпускала ее до тех пор, покуда нам не открыли.

– И снова здравствуйте, – откашлялась я, от волнения пересохло в горле, – можно войти? Это очень важно, поверьте.

Нина Валентиновна Леденцова молча посторонилась, пропуская нас в квартиру. Сбросив в прихожей босоножки, мы пошли в комнату. Простая скромная обстановка, мебель, купленная в далекие советские времена – было видно, что живут здесь не богато. Под стеклом на книжных полках потертой мебельной стенки стояли фотографии длиннолицего кудрявого юноши с водянисто-прозрачными глазами и округло-мягкой, женственной линией подбородка.

– Это Миша? – спросила я вошедшую следом Нину Валентиновну.