Курортная зона

— Мне показалось, что в моем коттедже я не одна. То бишь кто-то невидимый таращится на меня из душевой кабины. Знаете, после того как какой-то невидимка конкретно домогался вашей задницы, сон не бывает крепким. А мне нужно было выспаться. Я рано вставала по утрам для работы в бельевой.

— Итак, вы приняли снотворное и уснули…

— Да. А проснулась оттого, что мои руки привязаны к спинке кровати и какой-то вонючий тип елозит на мне и старается сунуть в меня свой хр… пенис, несмотря на мое сопротивление. Мне было противно, но, видимо, из-за воздействия снотворного я не могла как следует сопротивляться…

— Вы узнали в нем князя Ежинского? Или было очень темно?

— Темно, конечно, было, — язвительно отозвалась Лариса. — Только узнать в нем человека я не успела. Когда он сделал свое дело, то стал медведем.

— Протестую! — возопил Ежинский.

— Протест отклонен. Продолжайте, госпожа Данникова.

— Я звала на помощь. Почему-то от моего крика в комнате зажегся свет. Медведь начал носиться как угорелый, а я заметила, что он избегает зеркал. Я схватила зеркальце и стала пускать на него зеркальные блики — не знаю, почему это взбрело мне в голову. Я очень была зла на него! И очень обрадовалась, когда увидела, что его шкура вспыхивает синим пламенем, когда на нее попадает блик от зеркала! А потом он преобразился.

— В кого?

— В огромного жука. И. похоже, собирался меня сожрать…

— Да кому вы верите! — раздался вопль Ежинского. — У нее были галлюцинации от приема донормила!

— Князь, — повернулся к Ежинскому Глас Правды, — а откуда вам известно, какое именно снотворное приняла в ту ночь госпожа Данникова?

— Я… я просто предположил!

— Не просто! — крикнула Лариса. — Ты прятался в моей комнате, видел, что я пью, и ждал, когда усну! Ваша честь, рассудите, стала бы я принимать снотворное, да еще в таком количестве, если б планировала вместо сна ночь бурного секса? Вызовите Жупаева и барона, они подтвердят, что все было так, как я рассказываю!

— Конечно! — расхохотался Ежинский. — Они же с тобой в сговоре, la putain! Шлюха!

— Прекратите, князь. Вам уже было предоставлено слово, и вы сказали все, что нужно. Не усугубляйте. — Это высказался Глас Чести.

И тут Глас Правды ошарашил всех:

— Я прошу у Высокого Суда разрешения немедленно и прилюдно освидетельствовать кожу господина Ежинского!

— На предмет?..

— Ожоги, — растянул губы в нечеловеческой улыбке Глас Правды. — Ожоги от зеркального блеска. Как известно, мы, морферы, стараемся их не получать, потому что такие ожоги, хотя и заживают быстро, крайне для нас болезненны из-за малоизученного пока процесса реструктуризации атомных цепочек. Если кого-то интересуют научно обоснованные подробности взаимоотношений морферов и зеркал, я рекомендую обратиться к исследованию доктора honoris causa Герхарда Оболенцева “История происхождения амальгамофобии морферов. Влияние данного феномена на формирование человеческих легенд о вампирах”. Да-с… Но вернемся к нашей проблеме. Проблема же состоит в том, что после “зеркальных ожогов” у всякого морфера остаются шрамы. Не поддающиеся регенерации и не исчезающие даже после смены основного облика. Госпожа Данникова, припомните, в каких местах вы больше всего подпалили шкуру вашего медведя-насильника?

Лариса поняла, что сейчас от ее памяти зависит ее судьба. Господи, если б она могла точно вспомнить! Но ведь она же не прицельный огонь вела из снайперской винтовки, а всего-навсего зеркальцем размахивала!

— Я не ручаюсь за точность, — сказала она. — Но, кажется, больше всего я задела ему плечи и спину. Потому что он от меня носился по комнате, как бешеный пингвин.

Глас Правды тут же нашелся:

— Охрана! Попрошу помочь господину Ежинскому раздеться до пояса. Ах, он сопротивляется? Тогда разденьте его сами. И выведите в центр зала.

С Ежинского уже слетел весь лоск. Он визжал, матерился на трех языках, требовал опротестовать действия Суда и распустить собрание. Однако его вопли пропали втуне. Его раздели, и Глас Правды внимательнейшим образом осмотрел торс князя.

— А что ж вы так вопили, monsieur Ежинский? — неожиданно спросил Глас Правды. — На вашем теле ведь нет никаких шрамов!

— О черт, — тихо вырвалось у Ларисы. Опять она в пролете. Несправедливо. Ведь если шрамы должны быть, то они… и должны быть!

А князь расцвел:

— Конечно нет! Вы поверили этой бесстыжей девке, но правда оказалась за мной!

Однако Глас Правды продолжал придирчиво оглядывать спину князя, бормоча при этом, как возбужденный гей:

— Ваше возмущение понятно, prince. У вас на редкость гладкая кожа. Восхитительно ровная. Без единой морщиночки, без единого рубчика… Mon Dieu! Один рубчик все-таки есть, и он портит всю картину!

И Глас Правды как-то хитро поддел ногтем кожу-под левой лопаткой Ежинского. Тот взвыл, но было поздно. Восхитительно ровная и гладкая синтетическая кожа с мерзким потрескиванием отошла от настоящей кожи лукавого князя. Лариса прикусила губу до крови, стараясь унять рвотный позыв. А Глас Правды возликовал: