Курортная зона

Они, словно сговорившись, двинулись на охотников.

— Смешались кони, звери, морферы, — спокойно перефразировала классическую фразу Вера.

— Вера, я ничего не понимаю, какая же это охота? Эти монстры просто сейчас всех перетопчут, особенно собак. И вообще, откуда здесь единорог? Или у меня галлюцинация?!

— Это не галлюцинация, это особенности Большой Охоты морферов. Хотя насчет единорога не могу с тобой не согласиться. Сколько раз просили графа не принимать этот облик, а он уперся… рогом: раз в моем гербовом поле изображен единорог, то я имею полное право…

— Погоди-погоди… Граф? Че… то есть морфер?

— Конечно. — Вера недоуменно глянула на подругу. — Неужели ты сразу не поняла? Или думала, и впрямь они будут охотиться на обычных зверей?! Какой им в этом праздник? Вот посоревноваться в беге по пересеченной местности, да еще когда три дюжины собак тебе в холку дышат, — вот это для них настоящая охота. Они охотятся друг на друга, попеременно исполняя роль то охотника, то добычи — это определяется простой жеребьевкой.

— Но… это не опасно? Вера хмыкнула:

— Опасно? Им? Пожалуй, ужинать в кратере действующего вулкана было бы для них несколько… опасновато. А это — игра, только игра, в которой все вдоволь извозятся в снегу, намаются, натешатся и проголодаются. До тех пор, пока звери не оторвутся от погони или не упадут в снег, что означает, будто они пойманы. Кстати, в старину, когда на охоте присутствовали женщины, морферы-звери моментально сдавались и падали к их ногам. После чего возникло две традиции: женщинам награждать победителей поцелуем, а потом устраивать во Дворце бал и во время танцев договариваться о более интимных наградах… Ты же помнишь, что эти существа готовы охотиться за женским полом бесконечно и ради этого любую затею густо сдабривают эротическими намеками. Большая Охота не исключение. Сначала они потренируются в силе и ловкости, а потом будут оттачивать искусство комплиментов и тайных объятий возле какой-нибудь кадки с филодендроном… Так что готовь губки, детка.

— Только не я! — резво сказала Лариса. — Хватит с меня интимных отношений с морферами. А скажи, единорог — это, часом, не граф Разбазаринский?

— Он самый. Слушай, хор-рошо идет, прямо на мастера спорта.

— Ага. А рысь — кто?

— Князь Путятин. У него на гербе рысь, обремененная куропаткой. В куропатку облекаться при такой охоте, сама понимаешь, несолидно, вот он и рысит.

— То есть они принимают облик зверей со своих гербов…

— Не всегда. Лось — животное не геральдическое, князь Мосальский это понимает, но у него на гербе звезда и дерево, поэтому приходится мужику фантазировать. Остальные — мелкие дворянчики Гундоров и Стойкий, у них и гербов-то, утвержденных Обществом Большой Охоты, нет, поэтому они и выбрали себе образы медведя и волка. Надеются победить и тем самым заслужить следующий титул и герб. И еще призы взять. Поощрительные.

— Мерси за разъяснения.

— II ne faut pas [37]. Прости, я слишком много болтаю и мешаю тебе смотреть представление.

А “представление” было в самом разгаре. Правда, Ларисе оно напоминало не охоту, а какой-то чуть безумный чемпионат по бегу, метанию снежков и скачкам с препятствиями. Кажется, волку удалось-таки оторваться от погони и дунуть в лес (значит, он выиграл?). Единорог носился как бешеный, но собаки его одолели, и он завалился на бок, комически подняв золотые копыта: сдаюсь, мол… Следом за ним рухнули в снег медведь и рысь. Лось, то есть князь Мосальский, держался дольше всех, но и его одолели разъяренные собаки, которых, как думала Лариса, он мог бы разметать одним движением.

“Это никакой не чемпионат. Не охота. Это поддавки. Или хорошо срежиссированный спектакль, участники которого повоюют друг против друга, а потом пойдут веселиться одной компанией. Что ж… Разве это плохо? Даже забавно”.